«щенком». Удары сыплются один за другим, но Роган сильнее. Он ломает пьянице нос, затем хватает его за волосы и бьёт головой о стойку так сильно, что пьяница теряет сознание.

— Кто теперь щенок⁈ — орет он на всю таверну. — Кто щенок, скотина⁈

Он идёт по улице города — высокий, крепкий мужчина с широкими плечами и тяжёлым взглядом. Люди расступаются перед ним, чувствуя угрозу.

И вдруг он останавливается. Его сердце замирает на мгновение, а затем начинает колотиться быстрее. Он оборачивается и видит лавочника у прилавка с выпечкой. Постаревшего, но всё ещё узнаваемого старика из своего детства.

Старик замечает его взгляд и улыбается натянутой улыбкой:

— Вы что-то хотели, господин?

Роган ничего не отвечает. Он подходит ближе и хватает старика за горло одной рукой, поднимая его над землёй без особых усилий. Старик дергается, царапая его руку жёлтыми ногтями, но это бесполезно. Рядом кричат и разбегаются горожане.

— Помнишь меня? — шипит Роган.

Глаза старика лезут из орбит, он хрипит и пытается что-то сказать, но воздух больше не проходит через его горло. Роган чувствует под пальцами слабый пульс и смотрит прямо в мутнеющие глаза старика до тех пор, пока тот не перестаёт двигаться.

Старик падает на свой же прилавок, а Роган разворачивается и уходит прочь. Нет сострадания, нет стыда за совершенное. Есть только план: поскорее выбраться из города, чтобы стража, которую отправят за ним, осталась ни с чем.

Я рвусь из этого вязкого, удушающего потока воспоминаний. Я не хочу знать, кем он был, не желаю видеть его детство, его страдания. И сострадать такому чудовищу тоже не желаю.

Поток давит, толкает, ломает. Но я не сдаюсь. Стиснув зубы, я окружаю себя воображаемыми стенами. Они трещат под давлением чужих воспоминаний, но держатся.

Я стояю на грани между двумя мирами — своим и Рогана. И теперь мне нужно найти то, зачем я пришёл. И желательно — побыстрее. В груди медленно иссякает Ци, за счет которой я могу копаться в чужих воспоминаниях.

— Покажи мне все, что связано со мной, — скомандовал я, и меня снова едва не уносит под потоком образов.

Слишком много мыслей, слишком много воспоминаний, связанных со мной. Где-то он слышал обо мне от целителя, от Ларна, где-то мелькнула случайная мысль обо мне, где-то кто-то упомянул моё имя. Всё это переплелось в хаотичный узел, который невозможно распутать. Если бы я попытался выкорчевывать их одно за другим, в его памяти остались бы заметные провалы.

Тогда я решил действовать иначе. Я начал искать недавние события. Последние минуты. Как он гнался за мной по узким улицам города. Как мы стояли во дворе напротив друг друга. Как он постучался ко мне в дверь. Эти воспоминания яркие, свежие — их легко ухватить.

Это я и сделал: ухватил и начал тянуть нить, собирая воспоминания.

Сначала — то, что произошло несколько минут назад. Затем — час. День. Неделя. Я сматывал эти воспоминания в клубок, методично и осторожно. Увидел, как Ларн вырвал из рук Киры шкатулку для духовных растений, и как Роган угрожал убить ее, если вмешается.

Клубок становился больше, я мотал на него воспоминания за три последних недели, чтобы с запасом. Все его мысли обо мне, всё, что касалось меня за это время, намоталось на этот воображаемый клубок вместе с тысячами других воспоминаний.

Я не собирался красть эти воспоминания. Вместо этого я представил пламя — яркое, жгучее пламя, которое охватило клубок и начало пожирать его.

Роган инстинктивно сопротивлялся. Его память пыталась вырваться из моего контроля, давила на стены, которые я воздвиг вокруг. Барьер трещал, грозя рухнуть и похоронить меня под лавиной чужих воспоминаний, но я стискивал зубы и продолжал жечь клубок.

Ци уходила с ужасающей скоростью. В груди нарастало ощущение вакуума — будто оттуда огромным шприцом выкачивали нечто жизненно важное. Голова трещала от напряжения.

Я никогда ещё не тратил столько сил за раз. Никогда не работал с таким объёмом чужой памяти. Я чувствовал болезненную пульсацию крови в висках, металлический привкус на языке, но не мог расслабиться даже на мгновение.

Память Рогана плавилась медленно и неохотно, но я не жалел сил. Упрямство и отчаяние держали меня на плаву.

Когда исчез в огне последний клочок воспоминаний о том, что произошло за последние три недели, я наконец отпустил его разум и вынырнул из этой бездны.

И сразу же меня пронзила сильнейшая вспышка головной боли, и я мгновенно провалился в темноту.

* * *

Роган пришёл в себя резко, будто его выдернули из глубокого, вязкого сна. Голова чувствовала себя как горшок, который раскололи на части пополам и теперь методично топтали осколки.

Громила зажмурился, пытаясь собрать мысли, но в голове было мутно и пусто.

Он лежал в каком-то узком тупичке, грязном и замусоренном.

Мужчина встал, слегка покачиваясь, будто упившийся вином ребенок. Моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд.

Под ногами валялись глиняные осколки, мусор. Но это не привлекло его внимания. Взгляд остановился на теле. Худое, бледное, скрюченное. Лицо скрыто — тело лежало на животе, уткнувшись головой в землю. Под головой разливалась лужица крови.

Роган выругался, шагнул назад и едва не упал.

Голова продолжала раскалываться, а мысли никак не хотели собираться в цельную картину. Что произошло? Почему он здесь? И что за тело лежит перед ним?

— Я что, убил кого-то? К-ками… — пробормотал он под нос. Голос звучал хрипло и чуждо.

Мысли двигались медленно и тягуче, как патока, вдобавок при попытке думать голова отзывалась болью.

Роган попытался вспомнить, как оказался здесь, что делал до этого, но вместо воспоминаний приходила лишь боль.

Выпил? — мелькнула мысль, но тут же была отброшена. — Нет, это что-то другое.

Он снова посмотрел на тело, лежащее неподалёку. Мёртвец? Или ещё живой?

А разве это важно? Если убил — уже ничего не исправить. Если нет — тем более не стоит здесь оставаться.

— Сейчас главное — уйти подальше, — пробормотал он.

Громила огляделся. Переулок был пустым, ни одного свидетеля.

Роган вытер руку об одежду и сделал первый шаг прочь от тела. Ноги подкашивались, но он заставил себя идти дальше. Шаг за шагом он двигался вперёд, покачиваясь и задевая широкими плечами стены узкого переулка.

Его дыхание становилось всё более ровным, но голова всё ещё гудела.

— Сейчас главное — дойти до целителя. А потом… потом затаиться. Разобраться, что произошло, можно позже. Если вообще нужно будет