Шрифт:
Закладка:
Взмыленный Йылдырым плюхнулся на скамью напротив и выдохнул. Узколицый, с тонкими чертами лица, с коротко стриженными черными волосами. Но Петр не торопился признавать в нем связного, дожидаясь пароля.
– Загоняли меня, – пропыхтел Йылдырым. – Воды Эль-Фурата[43] не потекут вспять.
– В жизни всякое бывает, – смягчился Петр. – И от кого ты так бегал по всему Эрбилю?
– Аллах знает. Целая группа. От одного ушел, второго не заметил, потом все по-новой. Только сейчас оторвался. Скажи спасибо, ради твоей же безопасности старался.
– Надеюсь, такие старания не напрасны? Информация очень важная?
– Мы готовы дать тебе связь. У нас есть в Кандиле агент. Он не приближен к руководству. Рядовой боец. Толку от него мало. Однако он занимается поставками продовольствия в РПК, а стало быть, курсирует между Эрбилем и базой РПК. Его предупредили о твоем приезде.
– В каком режиме я должен с ним сотрудничать? Я там планирую быть не рядовым бойцом. Просто остановиться где-то под кустом и, перекурив, передать информацию не удастся.
– Почему ты так уверен, что займешь какой-то серьезный пост? – скептически скривился Йылдырым. – Ну, будешь его вызывать к себе…
– Если это будет входить в мои обязанности – общаться со снабженцем. А если нет, то вызовет подозрения.
– Главное, что связь будет. Для нас это место почти недоступно. Парня зовут Метин Таласи. Откровенничать с ним не стоит. Мутный тип. Просто передавай ему шифровки. Галиб должен был дать тебе шифр. – Он вопросительно посмотрел на Садакатли.
– Дал, – недовольным голосом признал Петр, думая о другом. – Говоришь, мутный? Он меня не подставит? А то пойдет к руководству с этой записочкой и вломит меня по полной.
– Ну-ну, – поднял ладонь, успокаивая, Йылдырым. – Мутный он потому, что делает работу от сих до сих, шагу лишнего не сделает, только деньги ему подавай за каждый чих.
– Это смотря как чихать, – усмехнулся Петр. – Мне самому его искать?
– Да. Он инициативу проявлять не станет. Ему показывали твою фотографию. А вот его фото, погляди.
– Обойдемся без паролей? Вроде того: «Какая приятная погода в горах Кандиль, не правда ли?»
Йылдырым поморщился, но промолчал. Галиб вел себя вольготнее с Петром, а этого связного он явно проинструктировал, чтобы не болтал лишнего. Горюнов пытался вывести его из себя, подначивая, стараясь выведать хоть что-нибудь. Но Йылдырым следовал указаниям своего руководства и не выдавал никакой лишней информации – ни личного характера, ни по делу.
…Птица снова постучала в оконное стекло казармы на горной базе РПК и затихла. Петр с хрустом в суставах потянулся. От сырости в этом бетонном помещении у него опять разболелась спина.
«Да, староват становлюсь для таких партизанских забав», – подумал он, глядя на потолок, затянутый пленкой. Видимо, во время дождя крыша протекала.
Опять раздалось постукивание и резко оборвалось. Нахмурившись, Петр перекатился на живот, отжался от пола пару раз, пытаясь разогнать боль и прислушиваясь. Послышалось шуршание от двери.
– Птичка, выходи! – громко произнес Петр.
На пороге возник сутулый подросток с обиженным продолговатым лицом и отросшими до плеч темно-каштановыми волосами. На худощавом лице выделялся облупившийся немаленьких размеров нос.
– Откуда ты знаешь, когда я прихожу? Я же тихо! – пробубнил мальчишка по-турецки.
– Птица перестала стучать в стекло, когда ты мимо нее крался. А потом ты зашуршал сухой травой слева от входа. Надо уметь двигаться бесшумно, если хочешь выжить.
Сёнер Тургай уже который день приносил Петру еду. Когда подросток появился в первый день, то сообщил: «Я тебя помню. Ты ведь отец Мансура? Осенью был в Стамбуле». В другие дни у них началась негласная игра. Мальчишка пытался подкрасться к казарме бесшумно, но Петр окликал его на подходе и подначивал.
С пареньком он разговаривал от скуки, но и не без задней мысли. От болтливого мальчишки узнал, что тот здесь с братом, а родители погибли в Турции, когда власти бомбили курдов. А главное, Тургай поведал о количестве курдов на этой базе, составе – соотношении мужчин и женщин, вооружении, степени боевой готовности. Слова Сёнера приходилось делить надвое, тот любил бахвалиться и преувеличивать.
Сегодня он пришел более оживленный.
– Я слыхал, что тебя скоро отвезут к Черной змее, – заявил он, поставив тарелку и стакан на клеенку, расстеленную в углу на полу и заменяющую стол. – А Зарифа правда твоя жена?
– Тебе-то что? – Петр принялся за еду, усевшись по-турецки. Надежда на встречу с Карайыланом вызвала жгучий аппетит.
– Она плачет.
– С чего вдруг? – Петр оторвался от тарелки. – Ее кто-то обидел?
– Нет, просто сядет в уголке и плачет.
Кабир внезапно озадачился тем, кого Галиб дал для связи Зарифе тут, в горах? Этого же Метина Таласи? Вроде как слуга двух господ? Но проблема в другом, когда и где Галиб известил курдянку о порядке связи в стане РПК? Тогда, в квартире Петра в Багдаде, куда турок приходил запугивать девушку? И почему она ничего не сказала? А Йылдырым представил дело при встрече в Эрбиле так, что митовцы только сейчас готовы дать Садакатли связь с Метином.
«Плачь не плачь, красотка, – подумал Петр, – а на неудобные вопросы отвечать придется».
Он собирался ее порасспрашивать с пристрастием после обеда. Она приходила часа в четыре навестить мужа, заключенного в казарме. Замка, правда, курды на дверь не повесили, потому что попытку бежать мог совершить только враг.
Но вместо Зарифы пришли после обеда два дюжих молодца в камуфляжах, каждый с автоматом на плече. Хмуро жестом старший из них велел подняться. Обыскали тщательно и не сопротивлявшемуся Петру надели на заведенные за спину руки пластиковый жгут, туго его затянули. Глаза завязали плотной повязкой.
Внутренне Петр дрогнул. Эта сцена напоминала те, что он во множестве видел в Сирии, – так выводили на казнь. А еще некстати всплыли в памяти слова Сёнера насчет плача Ярославны, то бишь Зарифы. «Не меня ли она оплакивает, милая предательница? Сдала с потрохами, чтобы предотвратить свой возможный провал, если коллеги по РПК узнают о ее сотрудничестве с митовцами или пребывании в Эр-Ракке, в столице черного халифата?»
Петр запнулся на пороге, когда его выводили. Проводник грубо схватил повыше локтя, как раз там, где остался рубец от осколочного ранения. Петр едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Место ранения до сих пор было довольно чувствительным.
Вели его недолго. Щелкнула дверца машины, Горюнова подтолкнули, он руками нащупал кожаное сиденье джипа (довольно высокое, на уровне пояса). Ему пришлось карабкаться вслепую, представляя, что выглядит со стороны, наверное, комично. Но