были весьма удивлены, когда однажды утром оказалось, что мисс Кэтрин Хёрн исчезла; а когда, как принято в подобных случаях, была обнаружена записка, гласящая, что беглянка отправилась в Гретна-Грин с «избранником своего сердца», никто не мог взять в толк, почему она не согласилась на тихую свадьбу дома и не обвенчалась в приходской церкви. Она всегда была романтичной, сентиментальной девицей, очень хорошенькой, очень нежной, очень избалованной, хотя ей не помешала бы и крупица здравомыслия. Ее снисходительный отец был глубоко уязвлен недоверием, которое она обнаружила, несмотря на его неослабевающую привязанность, но, когда его сын, кипя негодованием, явился от баронета (то есть из дома своего будущего тестя, где его собственную свадьбу готовились отпраздновать с соблюдением всех полагающихся формальностей и церемоний), сквайр Хёрн с горячностью принялся защищать молодую пару, уверяя, что всему причиной – пылкость и своенравие его дочери, коими он восхищается и гордится. Однако в завершение спора мистер Натаниэль Хёрн объявил, что ни он, ни его будущая супруга никогда не переступят порог сестры и зятя. «Подожди, пока его не увидишь, Нэт! – улещивал сына старый сквайр, заранее трепеща в предчувствии семейного раздора. – Такого, как он, полюбит каждая барышня. Спроси хотя бы сэра Гарри, какого он мнения о Хиггинсе!»

– К черту сэра Гарри! Если у наездника хорошая посадка, сэру Гарри плевать на все остальное! Кто этот повеса, этот хлыщ? Откуда он родом? На какие средства живет? Из какой семьи происходит?

– Родом он с юга, из Суррея или из Сомерсетшира, точно не припомню, и тратит деньги щедро, без счету. Всякий торговец в Барфорде скажет, что он никогда не скупится, бросает деньги, как принц, Нэт. Не знаю, из какой семьи он происходит, но на его печати красуется герб, а это уж что-нибудь да значит, и он регулярно ездит на юг за арендной платой с недвижимости, которую сдает внаем. О Нэт, если бы вы с ним только подружились, я был бы доволен выбором Китти, счастливее меня не было бы в графстве отца!

Мистер Натаниэль Хёрн помрачнел и пробормотал сквозь зубы проклятие. Бедный старик-отец пожинал плоды баловства и потворства прихотям собственных детей. Мистер и миссис Натаниэль Хёрн отказались встречаться с Кэтрин и ее мужем, а сквайр Хёрн не решался даже пригласить их в Левисон-Холл, то есть в собственный дом. Более того, в Белый дом он наведывался украдкой, словно преступник, а если ему случалось провести ночь под крышей дочери и зятя, то на следующий день он неизменно тщился скрыть, где побывал, и хмурый, надменный Натаниэль истолковывал его уклончивые ответы с немалым удовлетворением. Однако младший мистер Хёрн и его супруга оказались единственными, кто не переступал порог Белого дома. Мистер и миссис Хиггинс сделались решительно более популярными, чем брат и невестка. Кэтрин совершенно вошла в роль любезной, гостеприимной хозяйки, а вследствие полученного воспитания без всякого смущения и неловкости мирилась с неотесанностью и грубостью многих товарищей мужа, не имевших понятия об утонченности манер. Она мило улыбалась и горожанам, и помещикам и, сама того не сознавая, успешно содействовала мужниному плану добиться всеобщего расположения.

Впрочем, всегда найдется тот, кто будет отпускать недоброжелательные замечания и делать нелицеприятные выводы, не имея на то почти никаких оснований; в Барфорде такую роль взяла на себя некая мисс Пратт. Она не выезжала на охоту, и потому восхитительная манера верховой езды мистера Хиггинса никак не могла привести ее в восторг. Она не пила, и потому изысканные вина, столь щедро подаваемые гостям, не могли ее смягчить. Она не терпела комических песен и буффонных историй, и потому ими тоже нельзя было заслужить ее одобрения. А именно таков был секрет популярности мистера Хиггинса, на этих трех китах зиждилась его слава. Мисс Пратт просто сидела и наблюдала. Когда бы мистер Хиггинс ни завершал свой лучший рассказ, ее лицо не меняло своего мрачного выражения, но она всякий раз устремляла на него проницательный взгляд немигающих маленьких глазок, острый, точно игла, и мистера Хиггинса всякий раз при этом, даже в жаркий день, охватывала дрожь. Мисс Пратт принадлежала к числу диссентеров, и, дабы умиротворить этого Мардохея в женском обличье, мистер Хиггинс пригласил на обед диссентерского священника, службы которого она посещала; за обедом вел себя чинно и достойно и следил, чтобы его сотрапезники не нарушали правил, а под конец пожертвовал изрядную сумму денег на бедных, призреваемых в этом диссентерском храме. Однако все было тщетно: выражение лица мисс Пратт нисколько не смягчилось, взгляд ее не подобрел, и мистер Хиггинс осознал, что, несмотря на все его попытки расположить к себе диссентерского священника, мисс Пратт оказывает на мистера Дэвиса тайное влияние, сея сомнения и подозрения и толкуя невыгодным для него образом все его речи и поступки. Мисс Пратт, маленькая, невзрачная старая дева, которая жила на восемьдесят фунтов в год, сделалась для мистера Хиггинса бельмом на глазу, хотя никогда не сказала ему ни единого резкого слова; напротив, она неизменно обращалась с ним подчеркнуто вежливо.

А у миссис Хиггинс был собственный источник огорчений. Их брак остался бездетным! Ах, с какой жадностью она глядела на резвящихся, беззаботно играющих деток! И когда замечала, что на нее смотрят прохожие, удрученно вздохнув, отправлялась дальше. Но она смирилась со своей участью.

От обитателей Барфорда не укрылось, что мистер Хиггинс чрезвычайно серьезно заботится о собственном здоровье. Он соблюдал некую тайную методу в еде, питии, физических упражнениях и отдыхе; иногда он и в самом деле предавался излишествам, но лишь изредка, например возвратившись с юга, из своих поместий, где взимал арендную плату. Необычайное напряжение всех сил и утомленность – поскольку ближайшие почтовые кареты останавливались за сорок миль от Барфорда, а если бы они и существовали в Барфорде, мистер Хаггинс, как и большинство джентльменов того времени, предпочел бы ездить верхом, – по-видимому, требовали невоздержанности, чтобы как-то восполнить затраченные усилия, и по городку поползли слухи, будто мистер Хиггинс запирается в своем кабинете и беспробудно пьет в течение нескольких дней по возвращении с юга. Однако он никого не приглашал разделить эти вакханалии.

Однажды – впоследствии этот день все вспоминали – охота с гончими состоялась на самой окраине города, а лису вспугнули на дикой вересковой пустоши, общинной земле, которую только начали огораживать несколько богатых горожан, решивших возвести там дома, более напоминающие помещичьи усадьбы, чем те, где они жили до сих пор. Среди них самое высокое положение занимал мистер Даджен, барфордский стряпчий, поверенный в делах всех окрестных помещиков. Адвокатская контора Даджена на