после завершения первой волны коллективизации Ураз Исаев, председатель Совнаркома республики, поднял вопрос об изучении природных условий различных районов Казахстана496. В то же время, хотя в целом было известно, что хлеб, наряду с мясом и молочными продуктами, составляет важную часть питания многих казахских скотоводов, не было предпринято усилий к тому, чтобы понять, какое место хлеб занимает в их питании, или учесть это в государственном планировании первой пятилетки497. В 1928 году чиновник Петропавловского округа забил тревогу. Он написал, что Центральное статистическое управление Казахской АССР недооценило количество зерна в рационе казахов:

Что означает в 1928 году брать норму [потребления хлеба] 1908 года? По меньшей мере не заметить, пройти с завязанными глазами мимо тех социально-экономических процессов, какие совершались в ауле за последние годы. В Петропавловском округе из семи казрайонов теперь нет ни одного чисто кочевого и только один полуоседлый. Отсюда нужно сделать вывод, что нормы для казнаселения теперь должны год от года строиться, приближаясь к оседло-земледельческому населению498.

Однако нет сведений, что призыв этого чиновника был услышан. Под давлением ЦК, требовавшего быстрого продвижения вперед, республика очертя голову ринулась в коллективизацию. И перед самым началом коллективизации напрямую в ЦК пришло еще одно, последнее предупреждение. В 1928 году Моисей Фрумкин, на тот момент заместитель наркома финансов СССР, предупредил ЦК об опасностях строительства совхозов в таких регионах, как Казахстан, с их нерегулярными осадками и периодическими суховеями: «Продукция зерна в таких условиях может дать и приличные результаты, но в отдельные годы следует ожидать гибели значительной части урожая»499. Однако ЦК не прислушался к предсказанию Фрумкина, решив, что плюсы от нескольких лет хороших урожаев стоят риска плохого урожая. Когда летом 1931 года разразилась засуха, казахам пришлось восполнять дефицит зерна, что ускорило наступление голода.

ПЕРВАЯ ВОЛНА КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ

Массовая коллективизация, начавшаяся в Казахстане зимой 1929–1930 годов, в теории должна была опираться на ограниченную сеть колхозов республики и сочетаться с интенсивной битвой за «ликвидацию» бая и кулака. До кампании 1929–1930 годов самым распространенным типом коллективного хозяйства в республике был ТОЗ – товарищество по совместной обработке земли. В рамках ТОЗа, простейшей формы колхоза, участники совместно обрабатывали землю, вместе с тем сохраняя личную собственность на сельскохозяйственных животных и на большинство инструментов. Впрочем, многие из этих «колхозов» существовали только на бумаге, а предыдущие попытки коллективизации затрагивали почти исключительно крестьян-славян, а не казахское население республики500.

В некотором роде ход коллективизации 1929–1930 годов в Казахстане был аналогичен тому, что происходило на большей части территории Европейской России: множество крестьян, куда больше, чем было предусмотрено планами, оказались насильно загнаны в колхозы зимой 1929 года, а весной 1930 года покинули их. Активисты Казахстана, как и других регионов Советского Союза, практически не получили инструкций о том, как будет проходить коллективизация, и действовали хаотично. Некоторые крестьяне были вынуждены вступить в нежизнеспособные колхозы-гиганты, а другие оказались в артелях – колхозах, где животные и инструменты конфисковывались и переходили в «коллективное» владение501. Около 20 тысяч кулацких хозяйств, находящихся в областях, намеченных для полной коллективизации, предполагалось выселить в отдаленные регионы республики502. Чиновники Наркомзема РСФСР 7 марта 1930 года отчитались, что коллективизация охватила 40% всех хозяйств Казахстана, то есть планы коллективизации в республике перевыполнены более чем на 150%503.

Тем временем проект оседания на землю, который партком республики провозгласил «основной проблемой социалистического строительства в Казахстане», рухнул на глазах504. Оседком, созданный в январе 1930 года для превращения казахов в оседлое население, был устроен сложнейшим образом: он должен был координировать работу бесчисленного количества государственных ведомств республиканского уровня, от Наркомата земледелия до наркоматов здравоохранения и просвещения, которым следовало проводить в жизнь элементы плана по оседанию казахов на землю – выявлять подходящие участки земли, строить дороги, рыть колодцы, возводить жилье, школы и больницы для нового оседлого населения. По подсчетам чиновников, эта работа должна была обойтись в огромную сумму, более 318 миллионов рублей, но организаторы выделили на проект менее 12 миллионов рублей государственных средств. Взамен они заявили, что оседание на землю будет финансироваться главным образом за счет средств населения – весьма ироничный поворот событий, учитывая, что многие партийные эксперты объясняли необходимость оседания на землю бедностью и нуждой кочевой жизни505.

Лишенный финансовой и организационной поддержки, проект оседания на землю зачах. В мае 1931 года Оседком по-прежнему не располагал никакими сведениями о процессе оседания на землю в 30 районах из 65, где, как ожидалось, этот процесс должен был проходить. Ныгмет Сыргабеков (Нығмет Сырғабеков), заместитель председателя Оседкома, заключал: «Частичные обследования показывают, что работы там почти нет»506. В Гурьевском районе местный комитет по оседанию на землю не смог в 1930 году ничего сделать. Когда в апреле 1931 года наконец началась работа, большинство кочевников, которых предполагалось посадить на землю, бежали из района, и лишь 69 из 500 хозяйств удалось обнаружить и посадить на землю507. В 1931 году Сыргабеков написал письмо Исаеву, в котором жаловался на отсутствие какого-либо продвижения: «Вопросам оседания не придается серьезное значение, так как ни одна из них [организаций] не знает фактически о том, как проходит на местах работа по оседанию»508.

Предпринятые усилия по превращению кочевников в оседлое население быстро показали, сколько трудностей несут с собой попытки распространить земледелие на отдаленные районы Казахстана. Прежде многие кочевники пили воду из ручьев и колодцев на своем пути. А оседлая жизнь требовала наличия источника пресной воды поблизости от места жительства. Чтобы посадить казахов на землю, московское руководство должно было создать широкую сеть колодцев в засушливых районах республики. Но оросительные проекты страдали от сильнейшего недофинансирования: Карим Токтабаев (Кәрiм Тоқтабаев), нарком земледелия Казахстана, оценивал в 4,48 миллиона рублей стоимость одного лишь строительства колодцев для новых поселенцев, в то время как Наркомзем СССР выделил на все проекты орошения в Казахстане в 1931 году только 1,17 миллиона рублей509. В некоторых случаях районные комитеты по оседанию, испытывая давление со стороны Алма-Аты, требовавшей быстрых результатов, даже не изучали земли, выделяемые для заселения, – практика, которую Сыргабеков назвал «„наметкой“ социалистических „городков“ на песке»510. Часто казахи обнаруживали, что их новые жилища находятся в болотах, оврагах или на бесплодных солончаковых почвах.

Скудное финансирование проекта и сложная структура Оседкома приводили к спорам между различными ведомствами. Газеты республики обвиняли тот или иной наркомат в эгоистичном поведении (ведомственности) и неспособности продвинуть вперед проект поселения на землю511. Чиновники Оседкома заявляли, что наркоматы