аулсовета имеет 140 дворов, не имеет ни одной животной скотины, не только лошадей, но нет даже овцы, козленка, даже нет во всем колхозе дворовой собаки. Колхоз „Берлик“ 15[-го] аулсовета имеет 5 полуживых лошадей, колхоз „Оркен“ объединяет 210 дворов, имеет 3 тягла и больше также никакого скота». Он продолжал: «Берите любой колхоз – тягло потеряно, разворовано, уничтожено. Из 500 лошадей, которые область дала, все съедены»543.

Хотя сокращение численности скота было, вероятно, наиболее ужасающим именно в Казахстане, подобные же процессы происходили в ходе первой волны коллективизации и в Бурят-Монголии, и в Киргизии – в других регионах Советского Союза с многочисленным кочевым населением. Вместо того чтобы сделать животноводство более эффективным, коллективизация повлекла уничтожение скота – важнейшего хозяйственного ресурса. Пытаясь остановить этот повсеместный процесс, 20 февраля 1930 года Политбюро издало постановление «О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных и экономически отсталых районах». Постановление призывало к осторожным действиям в регионах с большим количеством скота, к проведению подготовительной работы до начала коллективизации. Но не предлагало никаких конкретных изменений в политике, кроме «исправления» поведения кочевых жителей, тем самым подразумевая, что в уменьшении численности скота виновны не директивы партии, а сами кочевники544.

На угрозу коллективизации кочевники ответили бегством через границу и забоем скота. Однако сами по себе эти действия были не только стратегией, применяемой в чрезвычайных ситуациях, но и каждодневными хозяйственными методами. Многие казахи в ходе сезонных миграций пересекали границу с Китаем. Поздней осенью казахи забивали часть своего скота, заготавливая мясо на зиму, – практика, известная под названием «согым» (соғым). Таким способом казахи обеспечивали себя пищей на зиму (то есть на то время, когда их животные давали недостаточно молока), а также избавляли себя от необходимости искать пастбища для большого числа животных в скудные зимние месяцы. Но постановление Политбюро размыло границу между каждодневными и экстраординарными мерами и криминализовало ряд обыкновенных практик, необходимых для поддержания кочевого образа жизни. Чиновники теперь могли предпринимать в отношении кочевников, «пытающихся эмигрировать за границу с целью угона скота», жесткие действия, вплоть до конфискации скота и всего имущества, а ОГПУ получило приказ укрепить пограничные патрули в регионах кочевого скотоводства545. Местным властям было дозволено принять «решительные меры» против убоя скота в регионах, населенных кочевниками546. Теперь власти Казахстана изображали согым преступным деянием, тем самым лишая казахов главного источника пищи в зимнее время547.

Этот натиск на кочевой образ жизни привел к дальнейшему росту недовольства народа. За первые шесть месяцев 1930 года более 80 тысяч жителей республики приняли участие в восстаниях – в некоторых из них участвовало не менее 3 тысяч человек548. Впрочем, первая волна коллективизации вызвала беспорядки по всему Советскому Союзу. В статье, опубликованной 2 марта 1930 года в «Правде», Сталин пошел на попятную. При этом в разрушительных последствиях коллективизации он обвинил не избранные им самим насильственные методы, а местных деятелей, которые, испытывая «головокружение от успехов», бросились перевыполнять план и коллективизировать огромные сельские просторы. И хотя именно московское руководство поощряло стремительную коллективизацию «отсталых» национальных регионов, Сталин подверг критике местных чиновников за то, что они решили «механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые». Он писал: «Надо тщательно учитывать разнообразие условий в различных районах СССР при определении темпа и методов колхозного строительства»549.

Во многих местах форсированная коллективизация была временно приостановлена и крестьяне сразу же покинули колхозы. Но в Казахстане показатели коллективизации продолжали расти даже после выхода сталинской статьи и в апреле 1930 года превысили 51%550. На заседании крайкома партии, состоявшемся 21 марта 1930 года, было сделано заключение, что «директивы по борьбе с извращениями в колхозном движении до сих пор не проникли в толщу партийных масс». Комитет пришел к выводу, что партия недостаточно сильна в регионах: «…даже некоторые окружные руководители не сумеют на деле обеспечить проведение в жизнь директивы цека»551. Когда чиновники республиканского уровня отправились выяснять, почему колхозы в некоторых кочевых районах еще не распущены, они взяли с собой вооруженные отряды ОГПУ552. К маю 1930 года уровень коллективизации наконец начал снижаться, но она продолжалась достаточно долго, чтобы привести к дальнейшему падению численности скота в республике и ухудшению положения казахов553.

На Седьмой казахстанской краевой конференции ВКП(б), прошедшей с 30 мая по 6 июня 1930 года в Алма-Ате, партийные деятели признали, что первая волна коллективизации привела к особенно тяжелым последствиям для кочевых регионов. Теперь, когда Сталин призвал адаптировать стратегии коллективизации к местным условиям, участники конференции активно критиковали тех, кто торопился с коллективизацией кочевых районов. Но, как заметил Голощёкин, многие из участников конференции сами были виновны в тех грехах, в которых они теперь обвиняли других: «Проверьте себя, товарищи руководители. Вы писали, что у вас идет замечательно коллективизация в кочевых и полукочевых районах». Обнищание казахов, по словам Голощёкина, было прямым последствием той непреклонности, с какой проводилась коллективизация в кочевых районах: «Когда заготовляли хлеб у несеющих хозяйств, что им было делать, как не обменивать скот на хлеб? А когда в некоторых местах заготовляли шерсть, заставляли зимой стричь овец, разве от этого не падал скот?»554

К лету 1930 года в отдельных районах Казахстана начался голод. Доклад, составленный ОГПУ, сообщал, что в некоторых частях республики «продзатруднения… местами носят характер массового голода». В трех северных округах (Семипалатинском, Павлодарском и Актюбинском) голодало 109 809 человек, и неизвестное число людей страдало от голода в 24 районах других округов555. В циркулярном письме, направленном нескольким членам ЦК, Голощёкин предупреждал о «все усиливающемся тяжелом положении с хлебом по Казахстану» и сообщал о случаях смерти, тяжелой болезни и раздувания от голода556. Показателем бедственного положения республики стало бегство более чем 100 тысяч казахов на Среднюю Волгу. Молотов заявил, что новоприбывшие помешали хлебозаготовкам и вступили в конфликты с местным населением, и потребовал, чтобы Голощёкин остановил их бегство из Казахстана557.

ПЕРВАЯ ПЯТИЛЕТКА И АДАЕВЦЫ

Но в разных концах этой огромной республики – размером в семь раз больше Германии – картина голода могла отличаться. На отдаленном полуострове Мангышлак в Западном Казахстане коллективизация отнюдь не играла решающей роли в наступлении бедствия. Адаевцы, важнейший местный род, голодали уже в 1929 году, до начала первой волны коллективизации, и причиной тому были засуха, джут и различные действия партии558. Этот район, известный в 1928–1929 годах как Адаевский округ, регулярно называли «самым слабым из всех округов Казахстана»559. Он