— Вы не оставили мне выбора. Никакого, если я хочу встретиться с вашей госпожой.

Мужчина пожал плечами:

— Вы могли бы выйти в любой момент.

Если бы это было правдой.

— Так кто же выиграл игру? Подождите, дайте угадаю — та странная женщина в красном.

— Леди Марни.

— Вы ее знаете?

— Нет, хотя ее поведение показалось мне, мягко говоря, интригующим. Я поспрашивал окружающих и услышал пару сплетен. Интересная женщина, судя по всему.

Готов поспорить. Хотел бы я сам в этом убедиться.

— У нее была татуировка на запястье, похожая на глиф Фаэрона...

— Действительно. Кажется, леди Марни — это что-то вроде закрытой книги, но у нее есть определенные интересные предметы, которые она носит на рукаве. Или под ним, в данном случае.

— Ближе к делу, Джуро. Моя голова и так болит достаточно сильно.

— Татуировка на ее запястье — символ культа, известного как Алый трон.

— Алый трон, — повторил Лукан, задумчиво наморщив лоб. — Это знаменитая реликвия Фаэрона. Трон, выкованный из неизвестного металла.

— Действительно. Похоже, что культ назвал себя в честь этого Трона.

— С какой целью? Кто они такие?

— Алый трон считает фаэронцев богами и поклоняется им. Предположительно, в их состав входят несколько влиятельных фигур со всей Старой империи, включая леди Марни.

— Кто она? Мне показалось, что у нее корслаковский акцент...

— Верно. Леди Марни — дочь лорда Федора Волкова, главы семьи Волковых, одного из самых могущественных дворянских домов в Корслакове.

Значит, она далеко от дома. Лукан подумал об этом далеком северном городе, расположенном между поросшими соснами склонами гор Волчий Коготь — еще одном месте, которое он знал только по картинкам и старым анекдотам.

— Интересно, что привело ее так далеко на юг... И почему, черт возьми, она решила поиграть в пирамиду? Деньги ей явно не нужны.

— Алый трон считает артефакты Фаэрона священными реликвиями. Я полагаю, леди Марни участвовала в игре просто ради возможности оказаться поближе к самой пирамиде. Прикоснуться к ней. Почувствовать ее силу.

— Серьезно? Вы думаете, она подвергла себя невыносимой боли только ради этого?

— Возможно, смысл был именно в боли. Как я уже сказал, Алый трон верит, что фаэронцы — боги. Возможно, леди Марни хотела почувствовать прикосновение одного из них.

Это, безусловно, объясняет напряженность в ее глазах и отсутствие страха.

— И она почувствовала?

— Нет. В следующем раунде ее соперница выбрала синий цвет и решила не продолжать, увидев, как из ее желудка вырвалось несколько насекомых. Сразу после этого леди Марни вышла из игры и была объявлена победительницей.

Очевидно, что она явно не была отчаянно заинтересован в том, чтобы ощутить прикосновение божественного. Лукан сел, морщась от осознания своей неудачи. Он проиграл игру, а вместе с ней и свой единственный шанс встретиться с Писцом. Вся эта боль была напрасной.

— Ну, я бы сказал, что это было приятно, Джуро, — сказал он, спуская ноги с кровати, — но на самом деле это не так.

— Вам нужно отдохнуть, Лукан, — ответил Джуро. — Вы должны быть в здравом уме, когда встретитесь с моей госпожой.

— С вашей госпожой? Но я не выиграл игру.

— Я никогда ничего не говорил о победе. Я просто сказал, что вам нужно сыграть в пирамиду, что вы и сделал и. — Мужчина поднялся со стула. — На небольшой площади, в нескольких улицах к западу от амфитеатра, есть статуя Адемира Старшего. Будьте там сегодня вечером после одиннадцатого колокола. Блоха может показать вам дорогу.

— Я буду там, — ответил Лукан, нахмурившись, когда его осенило. Откуда, черт возьми, он знает о Блохе? — Джуро, откуда вы...

Но слуга Писца уже исчез.

Глава

14

ЛЮБИТЕЛЬСКИЙ СПЕКТАКЛЬ

— Гигантская сороконожка?

— Ага, что-то вроде этого.

— И она вышла у тебя из руки?

— Скорее вырвалась. — Лукан поморщился при воспоминании. Блестящие сегменты, скользкие от крови. — В любом случае, можем мы просто...

— Какого она была цвета? Однажды я видела красную на складе недалеко от набережной...

Милосердие Леди. Ему удалось уклониться от вопросов Блохи сразу после того, что случилось с ним у Салазара, и он молчал, пока они возвращались в его комнату в гостинице, где ему удалось поспать несколько часов. Но теперь, когда они ждали под потускневшей бронзовой статуей Адемира Старшего, уклониться было невозможно. Кем бы, черт возьми, этот Адемир ни является. Или являлся. Он не припомнил никаких упоминаний об этом человеке в буклете Веллераса Гелламе, и, когда он спросил Блоху, девочка просто пожала плечами и ответила: «Наверное, какой-нибудь мертвый буржуй». Каким бы ни было прошлое этого человека, его статуя стояла в центре небольшой площади, которая — если не считать кота, бродившего по западной стороне, — была полностью в их распоряжении. В окнах закрытых лавок и других зданий, расположенных вдоль площади, не горел свет, хотя ночной ветерок доносил звуки жизни: отдаленный смех, собачий лай и звуки скрипки, невольно сопровождающие ссору влюбленных.

—...у нее было сорок ног?

— Я не знаю, ребенок. Я был слишком занят своими криками, чтобы считать.

— Потому что было больно?

— Нет, потому что мне нравится, когда мне щекочут яйца.

— Кто-то идет.

Лукан поднял голову, оглядывая темную площадь:

— Я не вижу никаких...

— Там, — прошептала Блоха, указывая на здание справа от них. Черт возьми, у этой девчонки острое зрение, подумал Лукан, заметив три фигуры, выходящие из переулка. Он почувствовал легкую тревогу, когда они приблизились, их движения были быстрыми, лица скрыты капюшонами. Одна из фигур шла на шаг или два позади остальных, и Лукан был уверен, что это Джуро. Слишком знакомая походка...

— Помнишь, что я тебе говорил? — прошептал он.

— Что ты разрушил свою жизнь из-за дурацкой дуэли?

— То, что я тебе сказал буквально только что.

— Держать рот на замке и позволить говорить тебе?

— Да. Ты можешь это сделать? Пожалуйста?

— Возможно.

Лукан подавил еще один вздох. Думаю, это лучшее, на что я могу надеяться. Он подавил желание схватиться за меч, когда три фигуры остановились перед ним. Он расслабился, когда третья фигура откинула капюшон и подтвердила его прежние подозрения.

— Добрый вечер, Лукан, — сказал Джуро с неизменной полуулыбкой. — И тебе, Блоха.

— Я бы поздоровалась, — ответила девочка, — но Лукан велел мне держать рот на замке и позволить говорить ему.

Семь теней...

— Это кажется мудрым решением. — Губы Джуро насмешливо изогнулись. — Безусловно, более мудрым, чем большинство решений, которые он принимал ранее.

Блоха хихикнула:

— Я слышала о сороконожке...

— Да, хорошо, — прервал ее Лукан, бросив на нее сердитый взгляд. — Может быть, мы могли бы