– для себя Ута никогда ничего не просила. Две старшие вышли замуж, еще пока вся семья жила в Киеве, окруженная почетом и весельем, всяким благополучием, и обе сами выбрали женихов из тех, кто был им ровней и не вызывал возражений у старших. Но если бы Витляне позволили выбирать, она осталась бы в Выбутах. Однако об этом ее не спросили.

– О счастье? – мягко повторил Мистина.

В этот миг, глядя в его замкнутые серые глаза, Витляна увидела в отце того Кощея, которого боялись многие. Это было тем легче, что за несколько лет в разлуке она от него отвыкла и теперь смотрела со стороны. Да и видела в нем почти чужого – с тех пор как он отослал их, а сам остался в Киеве, показав тем самым, что княгиня и ее дела для него дороже, чем семья.

– Много ли мы думали о счастье? – продолжал он. – Я и ты? Эльга и Ингвар? Мы всегда знали, что счастье – не для нас. Наше счастье – в благополучии наследия нашего. И еще я кое-что тебе скажу… – добавил Мистина, глядя на жену.

Его голос звучал ровно, спокойно, но была в этом спокойствии некая обреченность, намек, что они говорят в последний раз, что придавало речи весомость завета.

– Ты правильно сделала, подружие моя, что крестилась. Наши боги любят людей сильных и гордых… как я. До слабых им дела нет. А Христос любит слабых. В его глазах печали твои – суть подвиги и заслуги, и за них он тебя наградит.

Он прошелся по избе, слегка двигая плечом, словно разминаясь перед дракой – он часто так делал, когда раздумывал о чем-то, домочадцы знали эту привычку. Ута сидела застыв.

– И вот еще что… Людей сильных и гордых мало. Слабых и печалующихся – много. К стаду Христову, как папасы говорят, будет прирастать… все больше и больше. Когда-нибудь даже здесь у нас Христос соберет такое войско, что станет сильнейшим. И ты у него будешь среди первых, как я – у Одина.

– А ты? – почти неслышно прошептала Витляна.

Мистина помолчал, поглядев по очереди на всех своих детей, потом остановил взгляд на Улебе.

– Знаешь, в чем моя сила? Я никогда не трачу сил на войну с самим собой. Я останусь с тем богом, для которого есть сильные, но нет неправых.

Улеб опустил взгляд. Всю жизнь он считал Мистину своим отцом и доверял ему, но с тех пор как узнал, что кровного родства между ними нет, различий находилось все больше.

И сейчас, когда Мистина готов был подарить ему тайну своей силы, он понимал: не воевать с самим собой – это не умение. Это дар.

Когда вскрылись реки, по высокой воде княгиня с дружиной тронулась в обратный путь, и Витляна с двумя братьями ехали с ней. По пути княгиня была очень ласкова с тремя племянниками, так выросшими за три года разлуки. Заботилась о них как мать, давая понять, что и дальше будет так же. На Свенельдовом дворе, когда приехали в Киев, обнаружилась новая молодая хозяйка, вооруженная ключами от всех замков, – Величана, жена Люта. Совсем молодая – всего года на три старше Витляны и ровесница Велерада, – она была дочерью лучанского князя и привыкла управлять большим хозяйством. В возрасте Витляны отец выдал ее замуж за дряхлого старца, князя Етона, живущего третий срок жизни, чтобы она стала его спутницей в могиле! Святослав убил Етона, вынудив Величану мысленно прощаться с жизнью. Счастье, что Святослав предпочел посчитать жену покойного плеснецкого князя своей добычей и отослал в Киев к матери, а здесь Мистина быстро выпросил ее у Эльги в жены младшему брату. Слушая ее повесть, Витляна содрогалась и думала: нет, при всей крепости его сердца отец все же не отдал бы ее в «могильные жены» даже цесарю греческому! Может, не счастье, но честь ее он сумеет защитить.

В доме не говорили об этом прямо, но Витляна смекнула: в женитьбе Люта на Величане отец видит некую месть за то, что Святослав отнял невесту у Улеба. Но явно недостаточную.

«Мы должны… смириться с этим?» – спросил Велерад у отца, имея в виду оскорбление семьи и изгнание старшего брата.

Когда это случилось три года назад, он был еще слишком юн и не смел задавать таких вопросов.

«Нет, – мягко ответил Мистина. – Никогда мы с этим не смиримся и этого не простим. Но вам важно понять: речь идет о князе русском и нашем близком родиче. Здесь нельзя рубить сплеча. Нужно ждать, пока боги укажут правильный путь к восстановлению нашей чести».

«Но сколько ждать?»

«Не знаю, я не вещун. Однако я уверен – хоть Один и любит раздор между родичами, он же даст и способ рассчитаться. Но чтобы не набрать еще больше позора, нам потребуется терпение».

Витляна запомнила его глаза – серые, как сталь, спокойные, сосредоточенные и отстраненные разом. Глаза человека, столько раз видевшего вблизи смерть, что он сжился с ней и перестал бояться. Отец не умел прощать, зато умел ждать. Ждать, как бог, у которого впереди вечность.

Дней через десять после возвращения в Киев Мистина созвал гостей – не много, человек десять-двенадцать самых важных бояр, варягов и русь. Витляна встречала их, стоя рядом с нарядной Величаной, и подавала рог тем, что помоложе. Понимала, зачем это: отец хотел показать ее, даже похвастаться. Все эти гости были зрелыми, давно женатыми мужчинами, но она не удивлялась, что они осматривают ее с головы до ног, словно прицениваются. Всех она уже знала когда-то, до той беды с Улебом, но за минувшие три года едва созревшая девочка превратилась в девушку, готовую невесту.

Особенно пристально на нее смотрел Вуефаст – толстяк с длинной рыжей бородой.

– У него есть сын, – обронил Мистина, когда гости ушли. – Третий, последний, что еще не женат. А род очень почтенный, по матери, через Угоровичей, от самого Кия ведется. Вуефаст у Святослава в большой чести.

Он больше ничего пока не сказал, но Витляна умом не уступала родичам и догадалась: это неспроста ей говорится. Отец уже знает, чего хочет. И если так – есть ли у нее выбор?..

Глава 11

После того как на дворе у Вуефаста обнаружились две надетые на щепку сушеные жабы, Мистина вернулся на Свенельдов двор, привезя с собой Торлейва с Патроклом, и созвал к себе еще несколько человек: брата и двоих своих старых хирдманов, Альва и Ратияра. Послали