Она послушно кивнула, нервно сглотнула и сделала крошечный шажок.

– Можно поближе. – Он подошел к Лине сзади и похлопал ее ладошками по пояснице. Она сделала еще шаг.

– Нет, все-таки чуть-чуть назад, – Тимур уже смеялся.

На глазах Лины заблестели слезы, а нижняя губа задрожала. Она презрительно-вопросительно посмотрела на Тимура. Он кивнул. Лина набрала побольше воздуха в легкие и пронзительно завизжала, как будто из нее изгоняли демона.

Большинство последовало примеру Лины – мы орали как можно сильнее и протяжнее. У девочек выходило что-то похожее на визг из-за таракана, а у парней рев Тарзана.

Только Лёва прокричал слова:

– Я-ааааааа! Иду-уууууу в бой!

Коротко выплюнув последнее слово, он споткнулся не только на нем, но и как-то подвернув ногу, присел от бессилия. Тимур с Мишей дернулись к нему, но он вяло поднял руку вверх и, неуклюже поднявшись, отошел назад.

– Ой, а можно еще раз? – спросила Лина. – Я хочу прокричать свои стихи.

Тимур насмешливо кивнул.

– Убиваю себя каждой ночью

И являюсь к тебе во снах,

Оставляю одни многоточия…

Лина сделала несколько сбивчивых вдохов, но на последней строчке она кричала не одна.

– Черно-белую пленку в зернах. – Я, Рита и Сава прокричали вместе с ней.

А потом все переглянулись и рассмеялись. Я не одна в 14 лет была фанаткой Ангела Смертина.

– А давайте прокричим что-нибудь все вместе, чтобы весь остров нас слышал! – не успокаивалась Лина.

Следующие минуты мы выкрикивали строчки из манифеста, глупо хохотали до слез, а когда почти успокаивались, кто-нибудь обязательно говорил:

– Давайте вот это, про «разрушать себя» и перформанс.

И мы снова начинали орать и безумно смеяться.

Когда я, обессиленная, лежала на камнях, было ощущение, что я прорыдала сутки. Внутри было так просторно, а кончики пальцев будто пронзал ток. Казалось, что, стоит только прикоснуться ими к бумаге, они начнут создавать брызжущее искрами что-то самое искреннее. Только бы были силы поднять руку.

Наспех промыв раны и заклеив их пластырями, которые мы потом растеряем по дороге, мы стали спускаться. Это было еще сложнее подъема – часть участков мы проезжали на задницах, оставляя новые царапины на бедрах. Ногти почернели от грязи; приходилось постоянно искать руками, за что бы зацепиться, иначе ты просто врезался в другого человека. У нас это происходило с частотой в несколько минут. Но после того как мы прокричались на вершине, раздражаться не получалось. Все происходящее вызывало какую-то отрешенную реакцию, как будто я смотрю на себя со стороны. Вот я врезалась ногами в спину Макса, а он говорит что-то типа: «Я бы хотел видеть твои ноги на своих плечах, но не сейчас, детка». И я глупо смеюсь и шлепаю его по спине каким-то прутиком.

Грязные, расцарапанные, с дикими глазами и трясущимися ногами мы наконец-то спустились к основной тропе. Но вместо того чтобы идти направо, к той обзорной площадке и далее спуску к нашему пляжу, Тимур продолжил идти вниз.

И снова повторился адский спуск. Только мы с каждым оступившимся шагом и новой царапиной становились все безразличнее. Когда тропа стала более пологой, мы почти бежали вперед, спотыкаясь, как пьяные. А когда увидели тот самый заброшенный отель, то, не сговариваясь, бросились бежать с радостными воплями. Мимо двухэтажного корпуса, мимо миниатюрных бунгало – на пляж, в море! Майки, шорты, рюкзаки – все осталось беспорядочно лежать на песке. Мы были словно дети из «Повелителя мух» – одни на всем острове, упивающиеся свободой и собственной дикостью.

Сначала мы просто барахтались в воде, обрызгивая друг друга и безумно хохоча. Наглотавшись воды, мы попытались помыться. Вдруг вспомнили про свои царапины, которые ощущались жалящим жжением.

– Набесились? – спросил Тимур, когда последние из нас, Лера, Лёва и Макс, вылезли из воды.

– Сейчас бы еще в холодный душ… – начал Макс.

– Мы остаемся здесь на ночь.

– О! – только и сказал Макс.

– И где мы будем спать? – спросил Антон.

– После всего тебя волнует только этот вопрос?

– Просто здесь домики в аварийном состоянии и…

– И максимум, что может случиться, – это тебе на голову упадет пальмовый лист.

– А змеи? – взвизгнула Лера.

Несколько часов назад на тропе мы видели черную шкурку змеи.

– Точно так же змеи могут заползти к вам и на нашей территории, – Тимур раздражался.

Его предложения не ловились, как мячики лабрадорами (как было у нас с Адамом). Каждое предложение мы «разворачивали», как дети диковинную конфетку, и долго рассматривали, как будто облизывали и надкусывали, прежде чем съесть.

– Мы будем спать в палатке. Но домиками тоже воспользуемся, – хитро улыбнулся Миша. – Дождитесь темноты.

Чтобы мы не слонялись без дела, «растрачивая энергию», Миша нагрузил каждого поручениями: собирать ветки для костра, подмести пол в домиках, нарезать фрукты, собрать палатку.

– Будет что-то типа дионисийской оргии, – восторженно шептала Лина.

– Наверное, вечером придет Адам, – предполагали многие.

Нетерпение и какое-то испуганное желание горело в усталых мышцах, заставляя их работать дальше, несмотря на тяжесть.

В одном из домиков, поспешно выкинув мусор, я прислонилась головой к стене и почти задремала. Пытаясь дистанцироваться от тяжелого тела, я представляла, что окаменевшие мышцы и саднящие царапины – это не я. Мысли уже затуманились, когда я услышала обрывки чьего-то разговора.

– …не придет… точно…

– …придумай…

Я осторожно выглянула: Миша с Тимуром шли к двухэтажному корпусу. Я посидела в домике еще минуту и вышла на пляж, к ребятам. Лина с Лерой резали фрукты и возбужденно разговаривали. Слишком громко для шепота и слишком таинственно для обычного разговора.

– Будет как тогда, – сказала Лина, слизывая с ножа сок маракуйи. – Мы опять улетим.

– «Тогда» ты заблевала весь пляж.

– Mais après… Я видела такие сны. Помнишь, после я целый день писала стихи? Такое со мной было только дважды и оба раза здесь, на острове.

– Вы с Адамом тоже «улетели»?

– В каком-то смысле да… – Лина заметила, что я слушаю их разговор, и провела кончиком большого пальца по губе, облизывая сок. – Как ты думаешь, кто будет следующий? Может быть, домики как раз для этого?

– Он не придет, – сказала я тоном всезнающего мастера, добавив к нему скучающий взгляд, выбрала самый толстый кусочек манго и начала безразлично жевать. – Какое-то манго несладкое.

– Откуда ты знаешь? – спросили они хором.

– C’est un secret. – Я взяла крошечный банан и пошла за Ритой.

Моего французского хватало только на такие короткие фразочки (подозреваю, что Лина владела им так же) и произношение по всем правилам. Саша любил повторять, что ему не