Шрифт:
Закладка:
– А мне кажется – внимательность к деталям и умение слышать других без додумывания их историй.
– Ну, и это тоже, да.
– Я имею в виду вчерашний вечер. Я ведь даже не сказал, что девушка, в которую я был влюблен, умерла. И я не говорил, что у нас была безумная и трагичная любовь. Но всем так нравится придумывать красивые драмы.
– Почему ты не возразил?
– Потому что понял, что меня не услышат.
– Расскажи мне, я послушаю.
– Я же говорю, что нечего рассказывать! – Антон резко встал. – Не все в жизни – концентрат страстей и трагедий. Бывают обычные, прозаичные отношения, которые так же по-обычному заканчиваются.
– Тогда зачем ты рассказал про сон?
– Надо было что-то рассказать. – Он развернулся и зашагал к своему домику.
К десяти утра все выспались – дольше спать в +35 было тяжело. Липкие, заспанные, мы, несмотря на свободный день, собрались вместе.
За вялым завтраком Миша сказал, что занятий не будет и завтра. Вернее, занятий в привычном нам виде. Мы пойдем в горы, чтобы раздвинуть рамки нашей свободы.
Оказалось, что безделье – еще хуже плотного графика. Весь день мы бессмысленно слонялись по территории – вроде бы и купались в море, и валялись на песке, и что-то писали в блокнотах. Но было столько свободного ленивого времени, что казалось, ценные минуты бессмысленно сгорают, «как природный газ в кратере Дарваза», – красиво сказал Сава.
Для самодисциплины не хватало Адама – мы не видели его целый день.
Вечером Лина прибежала с добытыми новостями – его не будет несколько дней. Она начала припоминать все слухи из обсуждений «Джунглей» в интернете.
«Иногда он уходит в джунгли и ночует там», «Как-то его не было пять дней», «Он возвращается диким, с сумасшедшей энергетикой», «Я видел, как он уходил: без вещей и продуктов. Только поясная сумка, и все. Каждый раз он борется за жизнь и каждый раз выходит победителем», «Говорят, он уезжает на дальние острова бухты, в плавучие деревни. Там покупает на ночь самых красивых девушек и рисует их кровью», «Как-то я хотела проследить за ним, провести с ним ночь, хотя бы в диких джунглях. Но он как будто испарился. Ни шума от веток и шагов, ни примятой травы».
– В какую из версий веришь ты? – После недавних событий считалось, что Лина знает Адама лучше всех нас.
– Je ne sais pas… Я знаю не больше вас, – сказала она тоном «я знаю намного больше вас».
– Мне кажется, ему просто хочется отдохнуть от нас. Любому творцу нужно одиночество, – небрежно бросил Антон из гамака.
– Поэтому ты каждую ночь где-то бродишь? – спросил Макс, не отрываясь от книжки Миши.
– Сложно спать, когда со всех сторон храпят.
– А ты разговариваешь во сне!
И у парней завязался будничный спор о том, нужно ли кому-то переезжать в освободившийся домик. Больше всех протестовал Макс, видимо, из-за ночных свиданий с Линой там.
– Попробуйте вместо домика пляж или пещеру. Или твои спина и колени уже не могут не на матрасе?
– Мальчики, без драм, – кокетливо повела веснушчатым плечом Лина. – Можем установить график.
– Эй! Вообще-то это наша творческая мастерская, а не… – Лёва вдохнул побольше воздуха. – А не…траходром!
На последнем слове из его рта вылетело столько слюней, что никто не удержался от смеха. Сам он смеялся громче всех, думая, что сказал что-то невероятно остроумное.
Тимур застал нас хохочущих и истерично задыхающихся, со слезами на глазах.
Он мрачно оглядел всех и сказал:
– Всем очень весело. Хорошо. А теперь пойдем и поговорим о трагедиях.
Все резко замолчали, Лёва пару раз икнул, а Сава ткнул его локтем вбок.
Первая мысль была – что-то случилось с Адамом. Мы вскочили и побежали за Тимуром. Все освободившееся от смеха пространство внутри вдруг снова заполнилось чем-то тяжелым, что просто так не выдохнуть.
Мы спустились к пляжу, привычно расселись на подушки. Только на камне сейчас стоял не Адам, а Тимур. Он дождался, пока градус нетерпения достигнет температуры кипения, и начал говорить. Тихо-тихо, еле слышно из-за шуршания волн. Но при этом так драматично. Как будто он исполнял роль. Сегодня он играл Адама.
– Поговорим о трагедиях. О трагедиях в искусстве. Про то, как человеческая глупость и холодность к искусству уничтожают единственное, что после нас остается.
– Буддийские статуи у подножия гор Гиндукуш! Взрывчатка. В две тысяча первом году. – Он говорил это так жестко и гневно, как будто эти статуи взорвали мы, а не талибы. После короткой и сухой, как в новостной повестке, исторической справки он выразительно помолчал и закончил: – ЮНЕСКО решила не восстанавливать статуи, потому что новый Будда будет практически полностью восстановленным, с оригинала – менее половины.
Тимур замолчал, кажется ожидая наших мнений или вопросов. Не дождавшись, он продолжил:
– Храм майя в Белизе возрастом две тысяча триста лет. Строители разобрали для дороги… Совсем недавно, арка в Пальмире… Что вызывает у вас эта информация? Сожаление? Горечь? А может быть, равнодушие? Только честно.
Глава 15. Владимир Маковский. «Пастушки»
Рано утром мы отправились в горы. Мы наконец-то прогулялись по всей левой стороне. Все, что мы видели в подробностях на предыдущих неделях там, – это поляна над пляжем и рядом бамбуковый навес, под которым мы медитировали и ели.
Территория не была похожа на нашу: у нас все домики стояли в ряд, а у них уходили в глубь джунглей, карабкаясь вверх по склону. За навесом была простенькая кухня на открытом воздухе: плита с двумя конфорками, раковина и стол для готовки. Далее – продолговатый домик, похожий на наши, но в несколько раз шире. Там жили те, кто остался после предыдущих школ. За домом был густой сад, не похожий на тропический лес, было заметно, что растения посадили люди. В глубь сада вела тропинка, выложенная темными камнями, как у нас на пляже. По тропинке мы вышли к еще одной поляне, совсем крошечной. На ней стояло четыре домика, а по камням выше, на выступе скалы, – пятый.
Лина шла, как будто бывала здесь каждый день. Снисходительно кивала, когда слышала наш шепот: «О, это дом Адама».
Мы послушно, не останавливаясь, прошли мимо него. Как же хотелось оказаться внутри. Посмотреть, как живет человек, для которого вся жизнь – произведение искусства. И доверить ему свою жизнь, чтобы он умелыми руками художника стер все ненужное, оставив только пульсирующий нерв, на который можно
