на его появление не отреагировал.

Вскоре к звуку добавились яркие вспышки — каждая из них ослепляла, и едва мои глаза приспосабливались после предыдущей, тут же шла новая, так что в итоге я практически ничего не видел.

Третьим оказались запахи — тухлого мяса, жженных волос, болотистых испарений.

И последним, четвертым, пришла дрожь земли.

Поддерживать равномерное поступление силы в огонь было легко. А вот удержаться и не выпустить всю мощь своей силы, разбив купол, оказалось намного сложнее. Из-за вспышек я был почти слеп, из-за скрежета не слышал никаких иных звуков, а дрожь земли действовала на что-то более глубинное, чем разум, призывая оказаться там, где земля под ногами вновь будет твердой.

Еще очень сложно оказалось верить, что чужой человек, которого я увидел сегодня впервые в жизни, вовсе не задумал таким образом меня убить, что это была действительно лишь демонстрация работы самоконтроля.

От уничтожения купола меня удерживало понимание, что профессору Яндре нет причин меня убивать, и что если бы он это все же задумал, то выбрал бы не центр аудитории, и не совершил бы такой поступок в присутствии десятка свидетелей. Еще сдержаться мне помогли мысли о том, что если купол я сломаю, то легенда о моем уровне в восемь камней полетит варгу под хвост.

Не знаю, как долго это все длилось.

К дрожи земли, довольно монотонной, я вскоре привык. Наверное, покачивание на корабле судна, которое я никогда не испытывал и о котором знал со слов Дореса, ощущалось именно так. Звуки оказались вторыми — мой разум сам, без моего приказа, будто приглушил и отстранил их. Стало выносимо, хоть и все еще неприятно.

Слепота раздражала уже серьезно — делала меня уязвимым — но я просто закрыл глаза, чтобы уберечь зрение от всех этих вспышек, и вызвал те чувства, которые появлялись обычно только в полной темноте, это знание, где и что находится, знание структуры и текстуры предметов.

А мерзкие запахи… Ну, аппетит на ближайшее время они мне, конечно, отбили, но в целом вреда от них не было.

Потом дрожь стихла, вспышки за моими закрытыми веками прекратились. Ушло и все остальное. Тишина оглушила, свежий воздух ошеломил.

Я открыл глаза и понял, что смотрю на изумленное лицо профессора.

— Что-то не так? — спросил я, но уже через мгновение и сам понял проблему — огонь на каменной подставке продолжал ровно гореть.

И, глядя на этот огонь, мне подумалось, что, возможно, фальшивый Ирдан не учил нас с Кастианом самоконтролю вовсе не из коварства, а лишь потому, что демон не знал всех нюансов человеческой магии и насколько она зависима от психики, и судил, основываясь на собственном опыте. Возможно, молодые демоны не теряли самоконтроль. И, возможно, мой контроль над магией был ближе к демоническому, чем к человеческому.

А потом я снова посмотрел на профессора и увидел, как в его взгляде изумление исчезает, сменяясь глубокой задумчивостью.

Мог ли он понять, исходя из моей слишком удачной демонстрации, что один из его студентов был не совсем тем, кем казался?

Глава 17

— Ну что ж, — после паузы сказал профессор. — Сейчас мы все увидели редкий случай высокого врожденного самоконтроля. Конечно, я использовал лишь самые базовые помехи, и мы не можем знать, как Рейн отреагирует на что-то иное, например, более эмоционально насыщенное, однако результат впечатляет.

Он жестом показал, что мне стоит вернуться на свое место, снова оглядел аудиторию, и в этот раз его взгляд остановился на брате Коры. Больше в «выбор добровольца» он играть не стал, лишь кивнул.

— Гарет, выйди сюда. Посмотрим, что получится у тебя.

Насколько я успел узнать, брат был старше Коры почти на два года, ему уже исполнилось двадцать, но вот внешне он казался младше остальных в группе. Наверное, причиной тому было неуверенное выражение на его лице. Сейчас эта неуверенность проявилась еще ярче.

Когда его самоконтроль рухнул через десять секунд после появления «базовых помех» и профессор снял с него щиты, я не удивился.

Зато удивился, когда стол, на который я опирался локтями, вдруг покрылся жесткой корой и выбросил вверх тонкие зеленые ветки, тут же вспухшие почками. Со стулом, на котором я сидел, такого, к счастью, не произошло. Он просто развалился на части — через мгновение после того, как я успел с него вскочить.

Примерно то же происходило со всеми другими столами и стульями в аудитории.

Профессор ведь упоминал про «спасение бегством от ожившей древесины». Это вот оно и было? Последствие потери самоконтроля?

— Не волнуйтесь, — как раз прозвучал голос профессора. — Сейчас мы все устраним…

Деревянные плашки, на которые развалились стулья, понеслись друг к другу и слились в ком, напоминающий эдакого огромного, в половину человеческого роста, распушившегося ежа с ножками от стульев вместо иголок.

Кто-то за моей спиной взвизгнул.

— Ничего страшного… — профессор торопливо чертил в воздухе руны, но по какой-то причине они не оказали никакого влияния на деревянного голема, который решительно покатился к ближайшим студентам. Тем это не понравилось, и в воздухе вспыхнуло несколько огненных языков — если забыть о риске пожара в закрытом помещении, то бороться с деревом с помощью огня было логично.

Но пламя лишь безвредно лизнуло «ежа» и тут же опало и исчезло, будто чем-то съеденное.

Я подхватил свой стол, который все больше и больше напоминал цветущее дерево, подбежал к «ежу» и ударил изо всех сил.

И стол, и «еж» развалились — но тут же моментально собрались снова. Только в этот раз «еж» вобрал в себя все части стола и стал еще больше.

Да уж, моя помощь оказалась не очень помогающей…

Определенно, убивать существ из плоти и крови было куда легче, а вот что делать с этим конструктом я не знал. Вытянуть из него всю воду? Толку-то — он и так состоял из сухого дерева. Выплеснуть на него волну побольше, и заодно выбить окно, чтобы она вынесла «ежа» наружу? Наша аудитория находилась на четвертом этаже, и хотя я не думал, будто падение с высоты может как-то повредить ожившей деревяшке, но предполагал, что назад она вряд ли заберется, а там, внизу, будет уже не нашей заботой, а станет головной болью кого-нибудь более компетентного.

Я посмотрел в сторону профессора — он продолжал бормотать себе что-то под нос и создавать руну за руной, которые не оказывали на «ежа» ровно никакого воздействия.

Да,