Кай Ши. Возглавлял полицию пожилой китаец высокого роста, видимо, из прежней полиции «государства» Маньчжоу-Го. Он был облачен в форму под ремнем с портупеей и ботинки с высокими кожаными гетрами, держался прямо, строго, с достоинством, но с большим почтением к нашему взводному.

С улицы перед зданием был барьер в виде глинобитной стенки высотой около 1 м, с тыла довольно обширный двор, огражденный стеной, кажется, выложенной дерном, высотой около 3 м. В углу двора стояла деревянная вышка с караульной будкой наверху, во дворе несколько легких строений. В одном из них оказалось приспособление для кухни, в другом что-то вроде магазина с некоторым запасом разной дешевой материи и еще какой-то чепухи. Кормились мы из своих запасов. У нас было с собой мешка два риса, мука, японская особая лапша в жестяных коробах под ящик, мясные консервы, соевое масло в бутылях и что-то еще. Поваром взводный определил пожилого солдата Плаксина, и он неплохо кашеварил. Потом я увидел, что селение было обложено данью. По утрам китаец приносил овощи (про хлеб или пампушки что-то не помню, но они были) и обязательно кусок мяса. Норму мяса он демонстрировал нашему повару на безмене, а тот возмущался: «Что ты тут мне трясешь его? Я же вижу — кусок хороший, ну и иди отсюда!» Недостатка в питании у нас не было, даже наоборот. Ребята ходили на рынок и обменивали некоторые запасы из оказавшегося у нас магазинчика на что-нибудь съестное. Приготовленное нашим поваром часто не съедалось, и взводный возмущался: «Плаксин! Ты их уморишь, они у нас дойдут». Тот лениво отговаривался. В этом селении на крупном заводе производился спирт-сырец, по-китайски, как я уже говорил, «ханжа», по нашему «ханжезавод», и мы могли пользоваться его продукцией невозбранно. Однажды даже пробовали заправить ханжой остановившуюся у нас без горючего автоколонну. Мотор работал, но не тянул. Сначала я не мог проглотить эту вонючую жидкость. Брагин со своим характерным заиканием уговаривал: «Перед обедом! Для аппетитцу!» Наконец натура и патриотизм превозмогли, и я научился наравне со всеми причащаться не только «перед обедом».

Однако особо благодушествовать и расслабляться не приходилось. Появились случаи нападений не только на отдельных солдат и офицеров, но и на небольшие подразделения. В одном пункте ночью вырезали комендатуру из 3-го батальона нашего полка. Говорили о хунхузах, об остатках японских диверсантов или их прихвостней из бывшей армии Маньчжоу-Го. А может это были невоенные формирования, негласно направляемые центральным правительством Чан Кай Ши? По внешним признакам они ничем не выделялись от остального населения. Я и теперь не знаю, кем они были. Но все эти события заставили нас насторожиться. Как и всегда на ночь у нас выставлялось двое часовых, в помещении и во внутреннем дворе. В тот день кто-то из нас случайно обратил внимание еще на одну дверь в наше строение со стороны двора, на которую раньше не обращали никакого внимания. Вскрыли, а там оказался небольшой склад разнообразного оружия: охотничьи ружья от хороших двустволок до тяжеловесных старинных «фузей» с шомпольным заряжанием с дула, пистолеты разных марок, скорее, револьверы невыразимых форм и маузеры. Позже взводный подарил один маузер начальнику полиции для представительства. Прихваченные в Маньчжурии маузеры были припрятаны и у некоторых солдат и офицеров в 33-м гвардейском, и они забавлялись, постреливая во время выходов в увольнение. Я же потом жалел, что не взял ружья, оно очень пригодилось бы впоследствии, когда я увлекался охотой. Но это потом. А сейчас? Мы пытаемся собрать сведения об оружии у местного населения, а оно у нас под боком. Если не расквартированные при нас так называемые полицейские, то их начальник должен был знать об этом складе. Почему не сообщил, скрытничал? Вероятно, на кого-то из нас это произвело неприятное впечатление, которое обернулось, как говорил в таких случаях генерал Ермолов, странным происшествием.

Вечером все было спокойно, скомандовали отбой, и мы мирно отошли ко сну. Глубокой ночью в залу вбежал внешний часовой и прохрипел не своим голосом: «Стреляют!» Внутренний часовой выстрелов не слышал, но при виде испуганного и дрожащего от страха наружного часового испугался сам и прокричал:

— Тревога!

Вскакиваем.

— Бабин, диск!

— Есть!

Лихорадочно соображаю: а если кончатся патроны в дисках? Надо взять запас.

В головах у нас стояли коробки со снаряженными лентами для пулемета «Максим», взятые на всякий случай, благо мы были на машинах. На «автомате» решаю прихватить одну из них, но вместо ручки ухватываю конец ленты из открытой коробки. Лента длиной в два с половиной метра потянулась змеей, гремит по полу. Соображаю: выдергивать по одному патрону из матерчатой ленты и по одному же пытаться вставлять их в неприспособленный для этого приемник ручного пулемета — бессмысленно. Бросаю. Затылком вижу, как ленту подхватывает и через секунду бросает следующий, а за ним еще и еще. Никакой стрельбы нет, а мы бестолково мечемся по залу. Думаю поставить пулемет сошками на подоконник, изготовиться к стрельбе. Но оттуда не ощущается никакой опасности. Стреляли бы в нас — опомнились бы быстрей. Выбегает взводный с пистолетом в руке: «Куда!? Стой! Вашу...!» Круговерть суеты начинает спадать. Оглядываемся друг на друга — где, что? А ничего. Это сейчас, восстанавливая в памяти детали происшествия, можно говорить, будто я что-то соображал. Все делалось импульсивно, суетно, рефлекторно. Главное — непонятно, откуда исходит опасность, как и какой организовать отпор. Типичный источник и повод для паники — неизвестность, неясность обстановки. Взводный посылает нас с Лариным с пулеметами пройти на двор и посмотреть со стены обстановку. Смотрим. «Тиха украинская ночь». Ларин на всякий случай слазил на вышку: «Ладно, пойди скажи там, может, берег обвалился в реку, ему и померещилось». Ларину приказано остаться покараулить, мы с Бабиным идем досыпать свой сон. Утром разбор события. Смеемся друг над другом, кто больше всех испугался, а кто и вовсе струсил. Больше всех достается самому пожилому, помкомвзвода. Да еще и лента пулеметная оказывается у них в комнате. Протащили по диагонали через весь зал. Брагин наседает на него: «Это ты утащил, а зачем?» Действительно, зачем им винтовочные патроны? У них же на вооружении автоматы.

На следующий день нас посетили связисты, восстанавливающие телефонную связь от границы на Харбин. У них кончился провод, и они встали лагерем под нашим селением. Предлагаем взять у нас японский провод, да и ночевать