на лето?

Гнев начал медленно разгораться в его груди.

— Это не твоё дело, — сказала она тем же пренебрежительным тоном, каким разговаривала с ним всякий раз, когда он спрашивал о Лиззи.

— Она моя дочь, так что это моя забота, — ответил Монти. — Я не могу посылать чеки на поддержку, если не знаю, где Лиззи.

— Посылай их сюда, как обычно, и они будут переправлены.

— Нет, не будут. Я посылаю их туда, где живёт моя дочь, или вообще не посылаю.

— Ты хочешь, чтобы я подала на тебя в суд из-за алиментов?

— Если это то, что нужно, чтобы получить ответ. И тогда я, судья и адвокаты узнаем о ваших летних планах.

Удивлённое молчание. Потом Элейн фыркнула:

— Не то, чтобы я занималась чем-то неприличным.

Монти ничего не ответил.

Ещё одно раздражение. И, может быть, немного беспокойства в голосе?

— Я встретила кое-кого, и у нас серьёзные отношения.

«Как быстро», — подумал Монти.

— Значит, он живёт с тобой и Лиззи? Это значит серьёзно?

— Ты больше не часть нашей жизни…

— Не часть твоей жизни, но я всегда буду частью жизни Лиззи, — отрезал Монти. — Что ты молчишь, Элейн? Не говорить — это твоя специальность — ты всегда пытаешься заставить людей соглашаться на что-то, опуская детали, которые изменили бы соглашение на отказ.

Снова молчание.

— Николас — мотивационный оратор и очень влиятельный в движении НТЛ.

НТЛ? Монти на мгновение задумался над аббревиатурой, прежде чем шок заставил его вцепиться в подлокотник кресла.

— Намида только для людей? Ты выгоняешь меня, а потом связываешься с кем-то, у кого на спине висит мишень? Ты понимаешь, что делают люди, призывающие «Намида только для людей»?

— Они — лидеры, которые помогут всем нам получить то, что мы заслуживаем, — горячо ответила она.

«Ей вообще приходило в голову, что «то, чего мы заслуживаем» может иметь несколько значений?»

— Николас проделал весь этот путь из Альянса Наций Кель-Романо, чтобы провести серию переговоров здесь, в Толанде, — сказала Элейн, вновь обретя своё обычное холодное достоинство. — Когда он вернётся на виллу своей семьи, мы с Лиззи поедем с ним и останемся у него, по крайней мере, на лето.

— Как его полное имя? — спросил Монти.

Странная пауза.

— Скретч. Николас Скретч. Конечно, это псевдоним, который он использует для своих выступлений. Это необходимая предосторожность, так как его фамилия хорошо известна, и у него есть несколько родственников, богатых и влиятельных. Как и сам Николас.

Его гнев превратился в пепел. Гнев ни к чему не приведёт, поэтому он попытается воззвать к её собственным интересам.

— Ты понимаешь, что происходит в Кель-Романо? Нехватка продовольствия, нормирование? Там не всё так хорошо, Элейн.

— Не говори глупостей. В таком случае Николас не пригласил бы нас. Ты просто снова пытаешься мне всё испортить.

Напоминание о том, что Элейн в настоящее время не имеет такого социального влияния, которое должно было бы привлечь влиятельного человека из влиятельной семьи, заставило его думать как полицейский, а не как отец. Женщина, отчаянно стремящаяся подняться по социальной лестнице, была бы лёгкой добычей для мужчины, который не хотел тратить деньги на проживание в отеле на время своих выступлений. Приехал ли Николас Скретч в Толанд по чьему-то приглашению или пересёк Атлантику в надежде заработать немного денег? Достаточно легко сказать, что ты из богатой семьи, если никто не может подтвердить этот факт.

— Отлично, — сказал Монти. — Если вы хотите поехать в Кель-Романо с мистером Скретчем, это ваше дело. Лиззи может остаться здесь со мной, пока ты не вернёшься.

— Я не оставлю дочь в таком месте, как Лейксайд, — сказала Элейн. — Кроме того, ты всё время будешь работать. Где она сможет остаться?

— Я разберусь, — настаивал Монти.

Тишина иного рода. Потом она отвечает:

— Ничего не получится. Мы с Лиззи едем в Кель-Романо с Николасом. И мы, возможно, не вернёмся в Толанд или даже в Таисию. Я хочу, чтобы моя дочь жила в городе, где нет оборотней и вампиров, наблюдающих за ней из-за каждого угла. Пока мы не сможем цивилизовать мир, мы никогда не сможем по-настоящему наслаждаться цивилизацией.

Это должно быть риторика НТЛ.

Нет смысла продолжать с ней разговор. Завтра он поищет адвоката и посмотрит, что ему нужно сделать, чтобы получить опеку над дочерью или, по крайней мере, помешать Элейн увезти Лиззи на другой континент.

— Береги себя, ради Лиззи, — сказал он.

— Почему ты так говоришь? — спросила она

— Потому что, Элейн, если твой друг действительно пытается расшевелить движение «Намида только для людей» в Толанде, то с этого момента оборотни и вампиры будут следить за каждым его движением и слушать всё, что он говорит.

— Ты говоришь это только для того, чтобы напугать меня.

— Нет, я говорю это потому, что это правда.

Он знал, что расстроил её, когда она позволила Лиззи вернуться к телефону и поговорить с ним минуту, прежде чем кто-то взял трубку у его девочки и, молча, повесил её.

Он не знал, что будет делать с Лиззи этим летом, но будь он проклят, если он без боя позволит ей сесть на корабль и пересечь Атлантику.

* * *

— Но почему я должен оставаться здесь? — спросил Сэм, понизив голос до хныканья.

Саймон стиснул зубы и пошёл обратно к Комплексу Вулфгардов. Скулёж звучал гораздо более раздражающе, исходя от человеческой формы. Особенно щенячий скулёж.

— Тебе нравится жить с Эллиотом, потому что ты играешь с другими щенками.

— Но я хочу жить с тобой и Мег!

«Особенно с Мег», — молча, признал Саймон. Теперь, когда новизна сна в куче волчат исчезла, Сэм упорно боролся за то, чтобы вернуться к жизни с Саймоном, который жил по соседству с Мег в Зелёном Комплексе. Он хотел поиграть со своим приятелем по приключениям. Он хотел рассказать ей о школе. Ему хотелось сделать всё то, что он делал