Сталинградского фронта в Красном Саду, пожалуй, самый большой по числу сооружений такого типа, какие мне приходилось видеть в годы Отечественной войны. Он был так искусно замаскирован, что, несмотря на значительное превосходство в воздухе, немцы ни разу не бомбили его. На этом командном пункте в блиндажах, перекрытых тремя — пятью накатами бревен, работали в те дни Н. С. Хрущев — первый член Военного совета фронта, А. И. Еременко — командующий фронтом, Д. З. Мануильский — член ЦК КПСС и многие маршалы Советского Союза.

После встречи с начальником штаба фронта я прежде всего занялся столовой, поторапливая строителей. Здесь за ужином Лазаренко сообщил, что ему звонил с переправы Пузыревский и передал буквально следующее: «Только что отправил на тот берег подполковника Ткаченко. Как видно, это тот самый «железный» начинж, который был обещан Воробьевым. Роста он выше среднего, на лицо бледноват, а самое главное, все время тушуется и больше отмалчивается».

— Ткаченко? Подожди, одного сапера Ткаченко я когда-то знал. Это было, правда, давно, в 1931 году. Он работал командиром роты саперного батальона, и мы с ним целое лето возле Тирасполя возводили железобетонные укрепления. Если только это тот Ткаченко, он действительно будет «железным» начинжем.

— Поживем — увидим, не так ли? — заметил осторожный Лазаренко.

С В. М. Ткаченко под Сталинградом мы так и не увиделись. Начавшаяся вскоре подготовка к наступлению, а затем и наступление помешали этому, а потом мы пошли по разным фронтовым дорогам. Встретились с ним лишь после войны. Он был уже генералом, Героем Советского Союза.

— В обид до вас якась дивчина приходыла, така чернява, невеличкого росточку з орденом Красной Звезды. Казала, що у групи полковника Горохова в Сталингради санитаркою.

— Да ведь это Ольга! — обрадовавшись, вскрикиваю я. — И зачем ты ее отпустил?

Водянник без обиды, не спеша открывает тумбочку и что-то достает.

— Ось записку вона вам оставила.

Я быстро и нервно распечатываю самодельный треугольный конверт и вслух читаю:

«Дорогой мой друг! Случайная встреча с генералом Шестаковым помогла мне найти нить нелепо оборванного клубка моих юношеских чувств. Я люблю Павла и прошу сообщить ему об этом. Если только останусь жива, то после войны непременно буду его женой. Там, на маленьком, окруженном немцами кусочке Сталинградской земли, я часто думаю о всех вас, друзьях-товарищах, о Москве, Арбатском переулке, о всей Родине, и это придает мне силы для борьбы. Я твердо верю в нашу победу. Оля».

Прочитал эти мужественные слова девушки-бойца, и на душе стало как-то легче, радостней. Невольно вспомнил позавчерашний день. Он выдался ясный, хороший, и мы все, генералы и офицеры штаба фронта, собрались в наиболее укрытом месте сада на КД, чтобы послушать Д. З. Мануильского. В эти октябрьские дни шли тяжелые бои в городе, особенно в районе заводов.

Собравшиеся сидели на сырой земле, а он, уже совсем поседевший и много видавший на своем веку человек, стоял без шапки и запросто вел с нами беседу. Дмитрий Захарович говорил о Ленине, о партии. Говорил о советском народе, который выстоит в этой трудной борьбе и, несомненно, победит фашистских варваров. Страстное слово большевика, словно пламя, зажигало наши сердца. Слушая его, мы как-то крепче верили в то, что немцы не смогут сбросить нас в Волгу, а скорее сами здесь сломают себе шею. Люди, с которыми приходилось встречаться в те дни, обстановка на фронте, полная боевого напряжения и активного подъема войск, вся атмосфера фронтового Сталинграда убеждали нас в этом.

Как-то вызвал меня генерал-майор Иван Андреевич Петров, сменивший Шестакова, посадил в машину и увез в 57-ю армию. На берегу Волги, у Татьянки, нас встретил майор Могилян. Его батальон содержал здесь теперь паромную переправу уже из табельных инженерных средств.

— А где же глиссер, я а котором мы совершим нашу поездку? — спросил генерал глуховатым голосом.

Комбат попросил его отойти в сторону и показал в направлении небольшого заливчика:

— Вон видите там, товарищ генерал, замаскирован... не видите? И то хорошо. Значит, поработали мои ребята на совесть.

— Да, молодцы. Но давай, Могилян, скорей подгони сюда глиссер, — заволновался Петров. — А то сейчас должен подъехать начальник штаба фронта.

Майор побежал выполнять приказание. Кругом было пасмурно и как-то по-осеннему неприветливо. Генерал поднялся на холмик и, наблюдая за работой комбата, обнаружил, как небольшой заливчик, из которого медленно выползал глиссер, пройдя в глубь поймы короткой узкой протокой, затем расползался в довольно большое озеро, наполовину покрытое уже тонким темноватым льдом.

— Идея! — восторженно пробасил Иван Андреевич. — Озерцо это замерзнет раньше, чем Волга. Оно уже замерзло, вот мы на нем и испытаем за эти дни нашу канатную дорогу. Могилян, поди-ка сюда! — крикнул генерал. — Ему ведь придется все это делать.

Предполагалось по движущемуся тросу через определенные промежутки цеплять салазки с грузом, которые пойдут на большой скорости. Их нагрузку свободно выдержит тонкий лед. Это была, новинка саперов Сталинградского фронта. Но требовалось еще решить многие детали. Об этой дороге, как и о работе всех основных переправ, знал Никита Сергеевич Хрущев. На одном из совещаний у него в блиндаже после доклада нового начальника штаба инженерных войск фронта полковиика Н. Т. Держицкого Никита Сергеевич спросил:

— А как вы будете отцеплять салазки? Может, их надо крепить, как в шахтах вагонетки, идущие на-гора?

Это указание специалисты учли и сделали так, как предложил Н. С. Хрущев.

Иван Андреевич вспомнил сейчас об этом, хотел рассказать поподробнее, но тут к берегу примчался на максимальной скорости я круто затормозил «виллис».

— Это, конечно, генерал Захаров, — говорю я Петрову.

— Хорошо, что глиссер уже на месте.

Ходили мы в тот раз по Волге, ниже Сталинграда, далеко и долго. Осматривали берега и подходы к ним. Генералы были в радушном настроении и много смеялись, вспоминая всякую всячину из времен их пребывания в Военно-инженерной академии. А я прислушивался и лишь догадывался о цели рекогносцировки, но узнал об этом лишь через неделю.

* * *

Только что с невероятным шумом ввалились в блиндаж Геня Лосев, Паша Аралов, Володя Тандит и Виктор