Позаботились мы и о наших союзниках по борьбе с фашизмом — об американских и английских летчиках, погибших в воздушных боях над Будапештом. Для них тоже были оформлены братские кладбища.

Трудящиеся Венгрии добровольно и охотно взяли на себя заботу об увековечении памяти советских воинов-освободителей. И, надо сказать, сделали для этого все возможное. Строительство братских кладбищ и памятников приняло в тот период громадный размах.

А какое серьезное политическое и воспитательное значение имели даже впоследствии все эти мероприятия!

В 1947 году на вершине горы Геллерт был воздвигнут известный теперь всему миру монумент Освобождения — многометровая величественная женская фигура, поднятая на постаменте, у подножия которого, на пьедестале, высится фигура советского воина. Монумент Освобождения прославляет подвиг Советской Армии, спасшей венгерский народ от коричневой чумы. Создал его замечательный венгерский скульптор Жигмонд Кишфалуди-Штробль, а соорудили своими силами трудящиеся Будапешта.

Как символ победы над фашизмом, как залог нерушимой советско-венгерской дружбы высится над городом это прекрасное произведение искусства, напоминая современникам и потомкам о событиях, в горниле которых возникло и закалилось братство наших народов.

* * *

Среди множества больших и малых дел, которыми приходилось заниматься работникам комендатуры, проблемой номер один всегда, в любой ситуации оставалась для нас помощь детям. Мы могли отказать в чем угодно себе, отказать взрослым жителям, но никогда ни в чем не отказывали венгерским детям.

Недавно на приеме в Обществе советско-венгерской дружбы я встретился с бывшим советником Союзной Контрольной Комиссии Белой Яновичем Гейгером. Разговорились, и оба вспомнили случай, происшедший в августе 1945 года.

Бела Янович позвонил и сказал, что сейчас ко мне придет делегация из детской костнотуберкулезной больницы. Эта делегация обращалась во многие места, была в канцеляриях премьер-министра и Союзной Контрольной Комиссии. Никто не сумел ей помочь. Выслушайте их, дескать, и попытайтесь сделать что в ваших силах.

Надо сказать, что Бела Янович Гейгер тесно общался с нами в ту пору. Он и его жена — Софья Михайловна — очень чуткие, душевные люди. Благодаря их сигналам мы уберегли от голода и холода многих ученых, артистов, писателей и просто жителей Будапешта, оказав им своевременную помощь, спасли некоторых граждан от преследований и шантажа уголовников.

«Наверное, делегация требует невозможного, — думал я, — если самые высокие власти не смогли помочь ей. Что же такое понадобилось работникам костнотуберкулезной больницы?»

Минут через сорок в кабинет вошел пожилой мужчина — главврач. Его сопровождали две женщины, причем одна из них в монашеском одеянии. В Венгрии, как, вероятно, и в других буржуазных странах, где сильно влияние религии, сиделки и сестры больниц находились под контролем католической церкви. Но были среди них кальвинистки, лютеранки, протестантки; каждая такая группа сестер носила особую форму. У одних — продолговатые шляпы, как у дона Базилио из «Севильского цирюльника», у других — круглые, как у Санчо Пансо; у одних — длинные черные платья, у других — покороче и белые. Даже кресты на груди различались по форме и окраске.

Часто можно было видеть, как эти монахини идут на дежурство или возвращаются в обитель, под крыло игуменьи. Режим у них строгий: работа, молитвы и никаких развлечений.

Скромная зарплата сестер-монахинь шла в общий котел. Многие девушки попадали в такие религиозные организации из-за бедности или в силу обстоятельств. Большинство оставалось навсегда «христовыми невестами», без своего угла, без семьи. Жизнь их сводилась к тому, чтобы спасать тело и душу больных, постоянно напоминать о боге и о том, чтобы в случае смерти больного церкви осталась большая часть его наследства для замаливания земных грехов.

Но все это к слову. Главврач подробно начал рассказывать о нуждах детской больницы: мало продуктов и молока, а главное, нет гипса, из которого делают специальные корсеты и пояса для больных детей. Врачи обращались во все инстанции, но везде получали один ответ: гипса в городе не имеется. Многие дети из-за этого уже целую неделю не получают необходимую помощь. И если в самое ближайшее время не найдется несколько десятков килограммов гипса, дети погибнут...

— Советская комендатура — последняя наша надежда, — взволнованно закончил главврач.

— Мы сделаем все, чтобы помочь вам, — пообещал я, провожая посетителей.

Еще во время беседы, поняв суть дела, я передал адъютанту записку: «Всем районным комендатурам и работникам Центральной комендатуры. Для спасения умирающих детей в костнотуберкулезной больнице требуется гипс, примите все меры, чтобы таковой был изыскан. Докладывать немедленно по обнаружении такового, хотя бы в небольшом количестве».

Делегация не успела покинуть кабинет, а поиски гипса уже начались.

Через полтора-два часа районные коменданты начали докладывать по телефону: гипса нет, гипса нет. И вдруг звонок из Уйпешта. У аппарата комендант района подполковник Рогозин (его перевели туда с должности начальника штаба Центральной комендатуры) и заместитель бургомистра Енё Тапольцаи.

— Товарищ генерал, гипс найден!

— Чей, сколько?

— Хозяина пока не обнаружили. По нашим данным, это торговец-спекулянт. Гипс он держит не дома, а на чужом складе. Там больше двух тонн!

— Сейчас пришлю машины, грузите.

— А если будут претензии?

— С претензиями пусть обращаются ко мне...

Ласло Лукач, в то время молодой врач костнотуберкулезной больницы, рассказывал мне впоследствии, как обрадовался персонал, когда через несколько часов после возвращения делегации возле ворот остановилась военная машина и советские солдаты начали таскать во двор мешки с гипсом. Мой адъютант, сопровождавший груз, вызвал заведующую больницей:

— Принимайте подарок от советской комендатуры... Да получше лечите ребятишек! — крикнул он уже из кабины грузовика.

Люди были так взволнованы и удивлены, что никто не догадался даже поблагодарить наших бойцов. Зато через день больница снарядила для выражения благодарности новую делегацию, более многочисленную, чем первая, и снабдила посланцев таким количеством цветов, что их еле донесли до места назначения...

Прошло пятнадцать лет. Во время поездки в Венгрию я с большим интересом осматривал изменившийся и похорошевший Будапешт, узнавал и не узнавал знакомые раньше места. Там, где были развалины, тянулись ряды новых домов.

— Кажется, здесь была костнотуберкулезная больница? — спросил я у сопровождавших товарищей.

— Пойдемте посмотрим, — ответил с улыбкой один из них.

Оказывается, меня не случайно привезли к этому дому. Вот что писал об этом венгерский корреспондент в газете «Непхадшерег» (1963 год, № 16):

«Не успел товарищ Замерцев очнуться от удивления, как подошли круглощекие маленькие больные и по-русски поздоровались с ним, потом пропели советские и русские народные песни. Карчи Домшиц, с гипсовой повязкой вокруг шеи, встал перед генералом и по-русски приветствовал его, а