теле оказаться. Вот где был бы полный пипец. От одной мысли о таком попадалове меня прямо перекосило. Хотя может быть это и не произошло бы. Если верить профессору Савельеву у женщин структура мозга отличается от структуры мужского. То есть перенос мужского сознания в женский мозг невозможен. Некуда переносить. Полей и подполей необходимых у них нет. Но это опять же если верить профессору и если я его правильно понял. А что там на самом деле лишь одному богу ведомо, которого, как известно, не существует. Или все-таки существует?

И слава ему существующему или не существующему, что в пацана попал. А то бы пришлось мне, бедному, становиться лесбиянкой или, правильней сказать, «лесбияном». А куда деваться, если меня от одной мысли про секс с мужиком блевать тянет. Видимо тяжелое советское детство довлеет и никак не способствует толерантности в этом животрепещущем вопросе. Так что не фиг жаловаться, и бога гневить, крутиться надо, как пропеллеру и лапками грести изо всех сил.

Поговорив и попив неизменного чаю, посмотрев наброски к портрету деда, я попрощался с семейством Зотовых и пошел домой. Завтра у меня тяжелый день. Пойду к Гуревичам в качестве доверенного лица Остапа Бендера. Как-то меня там встретят? Наверняка попытаются наехать на пацана, и придется снова ставить Михеля с сестричкой на место. Мне-то конечно ничего не стоит покошмарить толстяка, но вот с мадам Ивановой-Гуревич хотелось бы наладить взаимоотношение потеснее. Плевать, что эта моя тушка вдвое моложе мадам. Главное в мозгах у меня сидит вполне себе опытный старикан. А мозг, по словам одного знающего человека — самый сексуальный орган, но он забыл добавить, что одного мозга недостаточно, нужно еще кое-что.

Поймав себя на том, что я в своих фантазиях заехал куда-то не туда, развеселился. Ладно! Завтра и определимся, как нам жить дальше.

На следующий день начищенный и отмытый я бодро шагал по свежему снежку в сторону «Ювелирного салона Гуревича М. И.» поигрывая тросточкой, которую решил оставить как некий символ преемственности. Наверняка Гуревич помнит эту тросточку. Да и привык я к ней.

Перед тем как пуститься в дорогу чуть ли не полчаса провёл перед зеркалом, пытаясь придать своему лицу более взрослое и мужественное выражение. Выходило не очень. Без усов, бороды и картофельных кружочков за щеками, это оказалось невыполнимо. Легкий макияж, с помощью которого я несколько приглушал, так сказать «розоватость щёк», без бороды не срабатывал. Гример из меня получился не слишком умелый. Помучившись, я плюнул на это бесполезное занятие и решил пойти к мадам в натуральном виде, благо, что за последнее время я вполне подрос и раздался в плечах. Выглядел лет на восемнадцать. Маловато конечно, но выше головы не прыгнешь.

В торговом зале застал Илюшу, читающего какую-то толстую книгу, которую он захлопнул при моем появлении и сунул куда-то под прилавок. Мой слишком юный облик продавца не впечатлил, и он вопросительно уставился на меня.

— Илья Ефимович? — вежливо осведомился я.

— Чего надо? — недовольно произнес Илюша, явно досадуя, что несерьёзный посетитель оторвал его от чтения.

Я, не смущаясь, оглядел его с ног до головы.

— А ты, Илюша, оказывается грубиян, — сказал я и, видя, что парень готов вспылить, добавил. — Я от господина Бендера.

Услышав про Бендера, Илюша несколько подувял, бросил на меня злой взгляд и спросил:

— Вы к Михаилу Исааковичу?

— И к нему тоже. Но главное мне необходимо поговорить с Серафимой Исааковной. Так что проводи меня к господину Гуревичу, а потом и госпожу Иванову позови. И расслабься, Илюша! Я тебе не враг. Зови меня Алексей и на ты. Мы ведь почти ровесники.

Илья прошел к входной двери запер её и проводил меня до двери кабинета хозяина.

— Вот его кабинет, — указал он на дверь. — Тете Саре я скажу.

Я кивнул, открыл дверь и вошел. Не обращая внимания на удивление хозяина, прошел к столу, за которым тот сидел, перебирая какие-то бумаги, и представился:

— Алексей Забродин. Я от господина Бендера. Позвольте мне раздеться.

Не ожидая ответа, я небрежно положил тросточку на стол перед носом Михеля, снял шубу, приткнул её на свободный стул и поправил кобуру за пазухой, намеренно повторяя все, то, что проделал недавно в облике Остапа Бендера. Михель в изрядном обалдении смотрел на эти манипуляции и молчал. «Дежавю, однако!» — подумал я и, сев напротив хозяина, взял со стола трость, поставил её между коленей и оперся руками на набалдашник.

С минуту мы сидели молча и смотрели друг на друга. Наконец Михель отвел глаза в сторону и спросил хрипло:

— Простите! Как вы сказали ваше имя?

— Алексей Забродин меня зовут. Мне Остап Сулейманович сказал, что вы интересовались бриллиантами? — без обиняков приступил я к делу.

Михель взглянул на трость в моих руках, пробежался взглядом по всей моей фигуре. Увидев, что я во всех отношениях по жиже страшного бандита Бендера, заметно приободрился. Он поёрзал на стуле, утверждаясь, и произнес:

— Есть такой интерес. Господин Бендер сказал, что относительно бриллиантов я могу договариваться с вами.

— Можете! Главное мое условие — приемлемая цена. Даёте нормальную цену и брюлики ваши. А если цена меня не устроит, то сделка не состоится. Я в средствах не стеснен, могу и подождать, — говорил я, небрежно вертя в руках трость, на которую мой визави посматривал с некоторой опаской.

— Господин Забродин. Тросточка ваша…

— А это! — перебил я его. — Господин Бендер мне её презентовал. Сказал что это не трость, а маршальский жезл. Презабавная вещица! Вот смотрите.

Я выхватил, спрятанную в тросточке недошпагу, и взмахнул ею несколько раз, заставив пухляша побледнеть и откинутся на стуле. Сделав вид, что только что заметил его испуг, пряча клинок в своеобразные ножны, произнес:

— Простите великодушно господин Гуревич! Но ничего не могу с собой поделать, так мне нравится эта тросточка. Я с ней чувствую себя «мушкетёром короля». Д’Артаньяном! Героем книги господина Дюма. Вы читали «Три мушкетёра»? Нет! Прочтите обязательно. Захватывающая история.

Я говорил эти необязательные слова, исподтишка наблюдая за реакцией Михеля на мои эскапады. Его неподдельный испуг меня забавлял и вполне устраивал. Все-таки не прост пухляш. Стоит лишь ослабить давление, как тут же отыгрывает потерянное, особенно если это касается денег. Не будь он так откровенно трусоват, то фиг я бы его развёл на довольно большую сумму.

— Но мы отвлеклись, —