Шрифт:
Закладка:
Наш принц подошел к краю своего пути. Звезды ни при чем. Родные – отец и дед – отправили его белому царю как аманата, которого можно казнить, чтобы смыть позор, который лег на всю Персидскую державу. Лишняя девушка на этом пути – только еще одна остановка, отсрочка неминуемого, отдых в шатре, разбитом на полях Гюлистана.
– Так что говорят звезды?
Менухим осклабился. Его острая, как у хорька, умная мордочка изобразила отчаяние, длинный нос подергивался, точно он высунул его из норки разведать погоду.
– Эта девушка сама соловей среди роз, – молвил он. – Ради нее не следует останавливаться. Есть буйные кобылицы Ахалциха, которые никогда не признают над собой руки седока. Такова эта дочь паши. Она блестит на солнце, привлекает глаза. Но с ней трудно справиться, а у вас так мало…
Он чуть не сказал: «времени». Принц укоризненно глянул на астролога. Глубокие черные глаза газели, длинные локоны «зюль» и гибкий стан придавали самому Хозрев-Мирзе сходство с гурией долин. Но упрямо пробивавшиеся над губой усики, привычка поминутно хвататься за рукоятку кинжала и широкие плечи сказали бы всякому недоверчивому, что перед ним мужчина. Каджарский принц. Хотя сами руки с девичьими перстами, унизанными тяжелыми кольцами… умереть от таких рук даже как-то стыдно.
– Не огорчайте шахзаде пустой болтовней, – потребовал от астролога Салех. – Если звезды не благоволят нам, мой господин, – обратился он к наследнику, – не велеть ли подать мокко? Опрокинем чашки. Посмотрим, что сулит гуща. Говорят, турки в этом весьма искусны. Но ведь научились они у нас!
Юноша радостно закивал. Зычный окрик Махмуд-паши заставил слуг пошевелиться. Вся комната наполнилась благословенным ароматом покоя. Как на резном балконе в тени виноградных лоз. Лукум, засахаренные орешки, лепестки роз в меду… Первые чашки быстро высохли.
Паши разом по повелительному жесту Салеха опрокинули их донышками кверху. Дав остаткам жижи стечь по стенке, сотрапезники перевернули белый фарфор и с самыми серьезными лицами заглянули внутрь. У каждого вышло свое. У посла Эмир-Казима – нечто, напоминающее длинную набережную с фонарем.
– Мы едем в Петербург, – предложил разгадку принц.
У Салеха бурные волны.
– Возможно, вы вернетесь в Англию, – задумчиво сказал доктор, разглядывая рисунок. – Трижды благословенный путь.
Паша глянул на него с неудовольствием. Он сам вовсе не так любил Лондон, как этот хабиб, который учился там не только тайнам врачевания. Почти все, кто был на острове, впитывали там какое-то непонятное чувство, разъедающее душу, как туман легкие.
У самого доктора гуща на краю чашки образовала длинный мазок, напоминавший вырезанный из глотки язык, – ну, все же видели на рынке говяжьи внутренности.
– Ты слишком много болтаешь, – сказал ему Махмуд-хан. – Боюсь, как бы моя сабля не лишила тебя этой возможности.
В первый раз за все путешествие хабиб смолчал, втянув в себя слюну с таким угрожающим свистом, словно говорил: это мы еще посмотрим.
– А что у вас? – осведомился принц, переворачивая чашку командующего. – Пятно можно было принять за конскую голову.
– Кобылица, – сказал Менахим. – Вот кому повезет в любви.
Не роза, не соловей, не лунный лик. Развевающаяся грива и трепещущие ноздри.
– Может быть, гяуры подарят мне коня, – со смущением пробасил вояка. – Да и правду сказать, здешние женщины незавидны. Выставляют для всех напоказ то, что и для мужа-то тайна.
– Но они красивы, – задумчиво молвил принц. – Очень красивы. Вы разве не заметили?
– Нет. – Махмуд-хан диковато сверкнул глазами. – Я из вежливости старался не смотреть. И когда ваше высочество удостоили своим вниманием одну из них, я не понял, почему она тут же не умерла под лучами вашего взора. Разве можно его снести?
Принц снова вздохнул.
– Вам кажется, что здешние женщины бесстыдны. А на самом деле они пугливы. Бегут и запрещают наслаждения, к которым сами же призывают.
– Это их способ интересовать, – пояснил Салех.
Махмуд-хан решил сегодня же позвать для себя девушку с перекрестка, что обещал ему расторопный жандармский унтер из охраны. Надо же глянуть, каковы они. Только пусть непременно будет с белыми волосами и белой кожей. Или рыжая, как хна. И брови, и ресницы, и даже лунки ногтей. Чужое так чужое. Он храбр и попробует, чтобы потом сказать: нет, ничто не сравнится с девами Ширвана.
– А что вышло у вашего высочества?
Этот вопрос интересовал всех, но задать его осмелился только неотесанный Махмуд-хан. Принц поднял чашку. Вся гуща аккуратно, одной струйкой стекла вниз. Чисто?
Вельможи переглянулись. Неужели ничего нет?
– У меня не будет жизни, – покачал головой Хозрев-Мирза. – Вы же знаете. И гадание только подтвердило это.
Кизилбаши стихли. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу, и не знали, что сказать.
– Совсем нет, – подал голос Менахим. – Если ваше высочество прикажет мне говорить… Ведь то, что вы видите, обращает нас к далекому прошлому.
– Говори, – юноша кивнул. – Что я теряю?
«Душу!» – едва не выкрикнул Махмуд-хан, не расположенный к языческим символам. Но остальные паши его не поддержали.
– Видите, как струйка потекла вниз, образуя ствол чинары, – сообщил астролог. – А там, где вы коснулись края губами, остался широкий обод – крона. Внизу же ручейки растеклись корнями. Это Древо Жизни, как верили ваши древние предки. Вы будете жить!
Что за блажь может прийти в голову отчаявшемуся человеку! Паши переглянулись.
– Мы смертны, – просто сказал принц. – Не будем оскорблять Аллаха, споря с судьбой, которую он нам назначил. Но будем уповать на его милосердие. – Он опустил указательный палец в чашку и жирно перечеркнул рисунок.
Глава 10. Очевидец
Хозрев-Мирза был бы шокирован, узнай он, что сейчас русских интересует совсем иной человек. Иван Мальцов, первый секретарь посольства, оставшийся живым после погрома – что странно – и как раз доставленный в старую столицу одновременно с посольством. Жорж имел приказание отца побеседовать с этим субъектом еще до того, как негодяя представят пред ясные очи его величества.
Тот факт, что Мальцов – негодяй, – как-то сам собой разумелся еще до разговора. Всех растерзали, его – нет. Спасся у знакомого вельможи в самом дворце – так бывает? Персы его хвалят. Что еще думать? Как есть – собака.
Тащить с собой Александера, конечно, было нельзя. Но Жоржа так и подмывало спросить полковника: а какие, собственно, вопросы правильно задавать? Джеймс и сам знал о прибытии Мальцова. Он с охотой пошел бы его допросить. Но у русских нет причин ему доверять. Как, впрочем, и у него нет причин говорить им правду.
– Давайте так, – начал он, как будто снимая с сердца «ученика» камень. – Я скажу, о чем бы спросил сам. А как вы поступите дальше, не мое дело.
Жорж сглотнул.
– Мне кажется, он начнет темнить.
Англичанин засмеялся.
– О, он начнет. Обязательно начнет. Но это не важно.
Собеседник не понял.
– Следует заранее отмести его легенду, – пояснил полковник. – То, что он сам или за него придумали, поверьте, отнюдь не глупые люди. Его вранье неинтересно. Интересно, где будут нестыковки. Именно в них и кроется правда.
– Например?
– Вы спросите его,
