Шрифт:
Закладка:
Сьюзи, которой едва исполнилось двадцать лет, была далека от идеала домохозяйки, но, как любая замужняя женщина 1950-х годов, принялась за готовку и ведение хозяйства. Она посвятила себя выполнению немногих, но вполне конкретных потребностей мужа: в холодильнике всегда должна быть Pepsi, в лампе для чтения – лампочка, на ужин – мясо с картошкой в любом варианте приготовления, солонка должна быть полной, в буфете должен находиться попкорн, а в морозилке – мороженое. Его также нужно было гладить по голове, обнимать и облегчать взаимодействие с людьми. Сьюзи даже сама стригла мужа, потому что он боялся ходить к парикмахеру[176].
Уоррен, по его словам, был «помешан на Сьюзи, так как она умела чувствовать» то, что происходит внутри него. Она была отдающей стороной, он – принимающей. Их постоянно заставали целующимися или обнимающимися. А через шесть месяцев после свадьбы Сьюзи забеременела и бросила университет.
В январе 1953 года Сьюзи усилила степень своей заботы о Уоррене и его сестре. В это время Эйзенхауэр вступил в должность, а срок полномочий Говарда в конгрессе истек. Они с Лейлой навсегда вернулись в Небраску. От возвращения матери Дорис и Уоррену было не по себе. Уоррен едва мог находиться с ней в одной комнате, а на Дорис она по-прежнему периодически срывалась. При этом Говард в Омахе чувствовал себя потерянным. Уоррен создал партнерство «Баффетт и Баффетт», чтобы их совместные покупки акций получили официальное оформление. Говард вложил немного капитала, а Уоррен – символическую сумму денег, но в основном идеи и труд. Говард был в смятении от перспективы в третий раз вернуться в биржевой бизнес. Пока он работал в Конгрессе, Уоррен вел его старые счета, но Говард знал, что сын ненавидит эту работу. Он не прекращал попыток уговорить Бена Грэма взять его к себе и уехал бы в мгновение ока в Нью-Йорк, если бы ему представилась такая возможность. Со своей стороны, Говард скучал по своей настоящей любви – политике.
30 июля 1953 года, в день рождения Элис Баффетт, у Сьюзи и Уоррена родился первый ребенок. Девочке дали имя Сьюзен Элис, в кругу семьи ее называли Малышкой Сьюзи или Малышкой Суз.
Малышка Сьюзи была первой внучкой Говарда и Лейлы. Неделю спустя сестра Сьюзи, Дотти, родила сына, которого назвали Томми. Еще через несколько месяцев Дорис забеременела своим первым ребенком – дочерью Робин Вуд. А к весне 1954 года Сьюзи была беременна вторым ребенком. Теперь у Баффеттов и Томпсонов появился новый объект внимания – внуки.
Через несколько месяцев наступил момент, казалось бы, удачный для Говарда. Утром 1 июля 1954 года из Вашингтона пришло известие, что старший сенатор от штата Небраска, Хью Батлер, был экстренно госпитализирован с инсультом. Вероятность, что он выживет, была невелика. Этой же ночью истекал крайний срок для подачи заявки на участие в выборах сенатора на его место. Говард с присущим ему чувством приличия отказался подавать документы на участие в выборах, пока Батлер не умрет. День напролет Баффетты беспокойно ждали новостей. Говарда хорошо знали местные избиратели. Если ему пришлось бы участвовать в дополнительных выборах, минуя процесс выдвижения кандидатов от партии, его шансы на победу были бы весьма высоки, даже несмотря на то что партийные боссы были в нем разочарованы.
Известие о смерти Батлера пришло ранним вечером, после пяти, когда офис секретаря штата, Фрэнка Марша, уже закрылся. Говард бросил документы в машину, и они с Лейлой поехали в Линкольн, полагая, что у них достаточно времени, поскольку крайний срок был в полночь. Они попытались подать документы в доме Марша, но тот отказался их принять, несмотря на то что Говард уже оплатил пошлину в тот же день. В гневе они вернулись в Омаху.
В это же время проходил республиканский съезд штата. После известия о смерти Батлера делегаты избрали временного преемника на срок его полномочий[177]. Вполне вероятно, что в ноябре этот временно исполняющий обязанности конгрессмен более или менее автоматически будет избран на место Батлера. Как самый влиятельный республиканец штата, Говард был очевидным выбором. Но его считали фанатиком, борцом с ветряными мельницами, непреклонным в этических вопросах и нелояльным к собственной партии из-за того, что он не поддержал Эйзенхауэра. Вместо него съезд избрал Романа Хруску, популярного конгрессмена, который занял место Говарда, когда тот ушел в отставку. Говард и Лейла опять поспешили в Линкольн и быстро подали иск в Верховный суд штата, чтобы заставить партию принять кандидатуру Баффетта. Но через двадцать четыре часа они отказались от бесполезной борьбы и отозвали иск.
Будущее Говарда растаяло у него на глазах. Ему был пятьдесят один год. Когда гнев стих, усилилась депрессия. Его выдворили с арены, где проходила его жизнь, и где он чувствовал себя полезным миру. В итоге он вернулся на работу в Buffett-Falk.
Лейла из-за этого погрузилась в пучину страданий. Отраженный свет славы Говарда падал и на нее, поэтому, возможно, его положение в обществе для Лейлы значило даже больше, чем для него самого. Опереться она могла только на двадцатидвухлетнюю Сьюзи. Но молодой матери, беременной вторым ребенком, уже хватало забот о Уоррене. Кроме того, Сьюзи предстояло покинуть Омаху.
В течение последних двух лет Уоррен продолжал переписываться с Беном Грэмом. Он предлагал инвестиционные идеи, например, акции компании Greif Bros. Cooperage, которые они с отцом купили для своего партнерства. Он периодически ездил в Нью-Йорк и заглядывал в офис Graham-Newman.
К тому времени, когда местная республиканская партия захлопнула перед лицом его отца дверь в Сенат, Уоррен уже был на пути в Нью-Йорк. «Бен написал мне: “Возвращайся”. Его партнер Джерри Ньюман объяснил это так: “Знаешь, мы тебя просто немного проверяли”. Тогда я будто нашел золотую жилу». И на этот раз Национальная гвардия его отпустила.
Уоррен был воодушевлен тем, что его приняли. Он прибыл в Нью-Йорк 1 августа 1954 года и явился на новое место в Graham-Newman 2 августа – за месяц до официальной даты начала работы. Грэму в это время пришлось уехать: неделей раньше во Франции его сын совершил
