я сделал для человечества! – Я смачно плюнул в сторону. – Между прочим, я тоже не пустой звук для общества. Я приношу женщинам радость. Так вот этого мне вполне достаточно, чтобы тихо так по течению плыть.

– Но это лодка без вёсел, Макс. Такая жизнь только в романах заманчива. В реальности было бы неплохо, чтобы в мозгах что-то копилось.

Я резко остановился. Это уже не отец Адам и сын его Макс. Через белобрысого, как через чёртов какой-то передатчик, ко мне обращался мой настоящий отец, а я всегда в такие подлейшие моменты, как назло, обезоруженным оказываюсь. Я сорвался.

– Знаете, девочки, ступайте плести косички друг другу! Я, пожалуй, останусь.

Адам повернулся. В круглые его очки врезались капли, и глаз этих, ржавых и умных, слава богу, не было видно. Во мне вскипал Везувий.

– Не глупи. Министр вот-вот прибудет.

– А у меня тут одна койка не сломанная. Так что адьос! Да, Джо, дружище! – орал я сквозь нити дождя, отдаляясь, разбухая от злости. – Знай только, что у Шивон цветы на душе зацветут не раньше, чем в твоих штанах новый Шварцвальд отрастёт! Хватай вёсла и набирайся терпения, друг! Желаю удачи!

Глава 17

Итонский беспорядок[67]

Я ускорил шаг в сторону деревни, поднял ворот пиджака.

– Педики! – злобно буркнул себе под нос.

Пока я ещё не придумал, куда себя деть. А деваться было необходимо. Мои фланелевые брюки уже промокли насквозь, из светло-бежевых превратились в грязно-коричневые. Они теперь противно липли к ногам, а в ботинках чавкала вода. Я весь казался себе мокрой тряпкой.

Пусть себе думает, что хочет. Мне всё равно. Меня Адам в роли отца достал уже до самых печёнок.

Нужно было к павильону двигаться, а меня в другую сторону тянуло. Даже мысли об отчислении не колебали моей решимости слинять с этого дурацкого представления для министра. Что подведу других, что это – свинство, я понимал, но понимал и то, что до меня сейчас никому дела нет.

Пройдя пару кривеньких улочек, я остановился под небольшой маркизой в красно-белую полоску. Пошарил в кармане. Там всё промокло, только мелочь в пару пенсов оставалась невредимой. Я сунул сигареты и павлинов обратно и неслышно проклял себя и весь этот Роданфорд с его погодой.

Да, «Ибис» пульмановский повыносливее, чем я, оказался.

По Хай-стрит проехал фургончик, окатив меня волной из лужи.

Чего тебе нужно? Какого чёрта ты страдаешь?

А чего не страдать-то, если всё, чего в жизни стою, это чаевые, сунутые мне в портки.

Ещё не поздно себе пинок отвесить и пойти учиться.

Чтобы моё тесто зачерствело? Это уже с отцом приключилось. Такие, как Джо, пускай учатся, те, из кого людей не вышло при появлении на свет. А я уж лучше танцевать буду.

Я вытер лицо ладонью и словно стёр с себя эту липкую минуту слабости.

По серому небосводу пробежала голубая трещина, прогремело, как по ушам съездили. Этот грозовой выстрел будто сорвал с меня броню, обнажил мои нервы. Иначе объяснить не могу, как я почувствовал спиной этот пристальный взгляд.

Я мигом глянул через плечо. И во мне что-то растаяло, размером с большую глыбу, и растеклось по внутренним водотокам тёплыми ручьями. Уж не знаю, как ещё описать. Словом, жить захотелось, даже уголки рта дёрнулись, приподнялись, пытаясь изобразить улыбку.

Моё внимание привлёк ящик с сиреневой пеларгонией, украшавший подоконник витринного окна. За стеклом, словно выбившийся из цветов дикий стебель, стояла моя Джульетта в простом зелёном платье, поверх которого был надет белый фартук. Я неспешно повернулся и подошёл к окну. Джульетта отрешённо взирала сквозь меня, прямые плечи немного выдавались вперёд, изящные длинные руки с какой-то покорностью сплелись на груди. За плечами Джульетты был прилавок с конфетами.

Я довольно осклабился и толкнул дверь. Надо мной звякнул колокольчик. Тело вмиг отпустил влажный озноб, чувство расслабленности прильнуло вместе со сладкими запахами ванили и молочного шоколада.

Я мотнул головой, стряхнув капли с чёлки.

– Так вот где ты обитаешь?

Она окинула меня спокойным взглядом. В спелых губах притаилась лёгкая улыбка. Смоляные волосы, которые я после танцев распускал в шёлковые пряди, были скромно убраны в узел на затылке.

– Можно подумать, ты меня искал, – сказала она, как и тогда, холодно.

Я продолжал скалиться.

– Может, и искал, тебе об этом знать необязательно.

Она прикрыла глаза.

– Я в любом случае не впустила бы тебя даже на порог.

– Поэтому я терпеливо выждал время. – Я снял с плеча рюкзак и шлёпнул его у выхода. – Время, за которое ты поняла, что без меня не можешь.

Джульетта усмехнулась, отведя взгляд.

Я потёр ладони.

– Итак, мисс Гринджер, какие сладости вы мне порекомендуете?

– Для начала, мистер Гарфилд, я не мисс Гринджер. Миссис Гринджер – моя хозяйка.

Она прошла за прилавок, выглядывая теперь из-за приторно пахнущих пирамидок фаджа и пастилы из кукурузного сиропа. В неярком освещении краски вокруг повыцвели. Гладкая кожа рук, точёных скул и худой шеи с ложбинкой казалась ещё более бледной, по-настоящему фарфоровой. Виски в насторожённых глазах превратилось в коньяк крепкой выдержки.

– Во-вторых, я бы порекомендовала тебе отправиться в свою комнату и переодеться, пока хворь в лёгкие не вцепилась.

– Я бы, пожалуй, чего-нибудь горячего выпил. Чаю с молоком, например.

Её брови дрогнули и готовы были сомкнуться.

– Ты пожаловал, как чёрт из табакерки. А затем скрылся в ночи и тумане.

– Я вообще весь окутан тайной, – ухмыльнулся я. – Брось, ты же не выгонишь клиента!

Она окинула меня надменным взглядом. Потом повернулась к небольшой плите и принялась как ни в чём не бывало хлопотать с чаем.

– С вас шиллинг, – говорила со мной гибкая спина, обтянутая зелёным хлопком.

Длинная шея была полностью обнажена, на пятом позвонке подрагивали фартучные тесёмки, завязанные в бант.

– Сию минуту.

Я прошёл к рюкзаку, производя вымокшими туфлями неприличные звуки, и наклонился под видом поиска денег. На самом деле я подошёл к двери, чтобы повернуть табличку на «Закрыто».

– Не