Джарен ждал прямо за дверью, чуть ли не излучая нетерпение; схватив Киву за руку, он потащил ее по тихому чистому помещению мимо свободных кроватей в самый конец комнаты, где висела белая занавеска. Кива всю дорогу ощущала лишь его теплые пальцы на запястье – он определенно не замечал, что держит ее за руку, а вот ее саму крепкая, но осторожная хватка прошивала до самой души.

Сердце пело от его близости, но это ощущение испарилось, когда он выпустил ее и отдернул занавеску, открыв неподвижное тело Наари под белой простыней.

Стражница будто спала: янтарные глаза закрыты, на лице нет привычной напряженности.

Но Кива с первого взгляда поняла, что то был не просто сон, и, попятившись, врезалась в Кэлдона, который остановился у нее за спиной.

Он придержал ее, но она едва это ощутила – она не сводила полного ужаса взгляда со стражницы… И знакомых черных теней магии Зулики, которые окутывали тело Наари.

Глава двенадцатая

– Нет, – прошептала Кива, уставившись на тело Наари, пока у нее в ушах звучало эхо слов Кэлдона:

«Твоя сестра что-то с ней сделала… Так и не объяснишь».

– Исцели ее.

Два резких слова, и Кива отвернулась от Наари, чтобы наткнуться на яростный взгляд Джарена. У него было такое лицо…

Кива вздрогнула, съежилась, не в силах перенести гнев в его глазах, и, что еще хуже, его отчаяние.

– Я… Я не знаю… – Она начала мямлить, но сделала глубокий вдох и признала: – Я не знаю, как это лечить.

Джарен не изменился в лице, так что Кива робко шагнула вперед и дрожащей рукой коснулась кожи Наари. Она была теплая, пульс ровный. Не видно было ни ран, ни признаков болезни. Если бы не неестественные тени, она казалась бы здоровой, обычной.

Когда Кива приехала в Темнолесье, бабушку Делору тоже окружала темная магия Зулики, и вскоре Делора умерла. Но тут было что-то иное. Наари словно погрузилась в кому, и если та длилась уже несколько недель…

– Как она ест? И пьет? – спросила Кива, в которой, затмевая ее первоначальный ужас, проснулся лекарь.

– Никак, – ответил Кэлдон. – Она давно уже должна была умереть от обезвоживания. Истаять без следа. Но вместо этого, – он махнул рукой, показывая на совершенно здоровое тело, – она словно застыла во времени, магия Зулики не дает ей умереть, но и проснуться тоже… Как видишь.

Киву переполняло отвращение, но она все равно поразилась, на что способна магия сестры.

– Исцели ее, – вновь приказал Джарен, сжимая кулаки.

Кива кусала губы.

– Я же говорю, я не знаю, смогу ли…

Она резко замолчала, посмотрев в глаза Джарена – два озера яростного пламени.

– После всего, что ты натворила, это меньшее, что ты можешь сделать.

Он сказал это специально, намеренно ранил в самое сердце. Кива едва сдерживала слезы, уже готовые хлынуть из глаз, и справилась лишь благодаря Кэлдону, который молча шагнул к ней в знак поддержки. «Дай ему время», – как будто говорил он. Но Кива опасалась, что все время мира не поможет ее с Джареном отношениям.

Впрочем, исцеление Наари послужит хорошим началом.

Твердо вознамерившись ну хоть что-нибудь исправить, Кива протянула руки в тени и опустила на грудь стражницы. Стараясь не думать о том, как своенравно вел себя ее дар в последнее время, она закрыла глаза и сосредоточилась на силе в крови, призывая ее наружу. Зримых ран или болезни не было, так что Кива сконцентрировалась на самой темной магии, желая, чтобы золотой свет явился и прогнал силу Зулики, и вспоминая слова бабушки: «Будь светом во тьме».

Теперь она повторяла себе те же самые слова.

«Будь светом во тьме».

«Я свет во тьме».

Но даже с закрытыми глазами Кива знала, что ничего не происходит, и съеживалась под весом страха и печали.

Это же Наари, нужно ее спасти, вылечить! Все должно было сработать само собой, магия должна была подчиниться приказу, но не появилось ни искорки света, как бы она ни старалась его призвать.

– У тебя все получится, – тихо подбадривал Кэлдон, ощущая, как она падает духом.

Но ошибался.

Кива убрала руки и сказала, ни на кого не глядя – ни на Кэлдона, ни на Наари, особенно на Джарена:

– Простите, – голос сорвался. – С моим даром что-то не так. Я не знаю что, но я не… не могу ее вылечить.

Она не удивилась, услышав, как сердито затопал прочь Джарен. Она подвела его. Подвела Наари. Подвела…

– Эй, а ну-ка хватит! – Кэлдон взял ее за руки и разжал кулаки, чтобы она не впивалась ногтями в ладони. – Ты просто устала. Завтра снова попробуем.

Завтра ничего бы не изменилось, но Кива этого не сказала, уверенная, что стоит только открыть рот, и она снова начнет хныкать.

– Давай уложим тебя в постель, – мягко проговорил Кэлдон, обнимая ее и увлекая прочь от Наари.

Хоть и понимая, что это трусость, Кива все-таки не стала оглядываться и возненавидела себя за это. С чувством и с болью она спросила:

– Можно мне к Типпу?

Кэлдон напрягся и повел ее из лазарета наружу, в ночь.

– Морадиновая настойка…

– Я его не побеспокою, – сказала Кива, понимая, что из-за снотворного Типп проспит до самого утра. – Просто хочу побыть рядом. Хочу быть с ним, когда он проснется.

Кэлдон помялся.

– Не самая удачная мысль.

Но, несмотря на свое предупреждение, он развернулся и повел ее в другую сторону, к большому лаконичному зданию в форме буквы «Г».

– Основная часть солдат спит в казармах, – Кэлдон указал на длинную сторону «Г», – но высшим офицерам полагаются личные комнаты. Нам с Джареном выдали по комнате в этом здании, когда мы прибыли, а сегодня вечером мы нашли еще одну для Типпа. Он здесь.

Кива знала, что Типп спит, но все равно сердце забилось быстрее, когда Кэлдон открыл дверь. Они вместе пересекли тихий коридор, куда выходило множество дверей личных комнат, и подошли к одной из них.

У Кивы перехватило дыхание, когда она вошла в темную комнату и заметила на кровати в углу Типпа. Он спал с открытым ртом, слегка посапывая, и на веснушчатом лице застыло мирное выражение. Когда она видела его в последний раз, в глазах у него стояли слезы: он только-только узнал правду о ней, а потом Зулика его вырубила. Кива понимала, что еще придется за многое ответить, но ей стало легче уже просто оттого, что она рядом с ним, а он –