в безопасности.

– Тут только одна кровать, – прошептал Кэлдон. – Пойду найду тебе…

– Я на полу посплю. – Кива подошла к кровати Типпа и опустилась рядом.

– С утра не разогнешься, – возразил Кэлдон.

– Я спала в местах и похуже, – ответила Кива, вспоминая душевые Залиндова, а с ними и Бездну. – Все нормально.

Не в силах удержаться, она убрала прядь рыжих волос со лба Типпа.

Кэлдон шумно вздохнул, подошел к Киве и сел рядом с ней.

Она посмотрела на него в замешательстве:

– Что ты делаешь?

– Если утром у меня сведет шею, с тебя массаж, – ответил он, уложил голову на матрас Типпа и вытянул длинные ноги. Закрыл глаза и велел: – Спи давай.

На этот раз она не удержала слезы: он остался здесь лишь ради нее.

– Боги, только не реви снова, – пробормотал Кэлдон, даже с закрытыми глазами ощутив каким-то образом, что ее переполняют чувства. – Ну иди сюда.

Он не глядя потянулся к ней, прижал к себе, уложив ее голову себе на плечо, и снова повторил:

– Спи, Кива.

И, свернувшись рядом с ним, Кива попыталась унять боль в сердце и, как велел Кэлдон, заснуть.

* * *

Несмотря на все усилия, заснула Кива лишь через несколько часов. А когда наконец проснулась утром, первым делом заметила, что ни Типпа, ни Кэлдона нет.

Думать о том, что Типп, очевидно, не пожелал ее видеть, было очень больно, но она не успела дать этой боли поглотить себя, потому что дверь распахнулась. Кива с надеждой подняла взгляд, но вошла всего лишь Эшлин, одетая в такую же кожаную броню, как и ее солдаты, только белого, а не черного цвета, из-за чего в глаза бросалось все навешенное на нее оружие.

– Надо же, ты так рада моему приходу, – съязвила принцесса.

– Извини, – ответила Кива, поднялась и принялась разминать затекшие мышцы. – Я думала, это не ты.

На лице Эшлин мелькнуло сочувствие.

– Им просто нужно…

– Время, – мрачно согласилась Кива. – Знаю.

К счастью, принцесса не стала делано утешать ее.

– Я принесла завтрак. Кэл сказал, он забыл вчера тебя покормить, так что пора поесть.

Она протянула тарелку, потом скинула с плеча тканевую сумку.

– Еще принесла кое-что из своей одежды. Когда поешь, отведу тебя в душевую, но сперва надо посмотреть, что там с ожогом – можно ли его уже мочить.

Кива забрала еду и поморщилась:

– Ты такая напористая! Прямо как твой брат.

– Мы похожи в той же мере, в какой различаемся, – ответила Эшлин с болью в голосе.

Кива осторожно начала:

– А можно спросить…

– Ешь, – велела Эшлин, давая понять, что о Кэлдоне говорить не намерена. – У нас сегодня много дел, начиная с Голдрика.

Вспомнив про бывшего главу повстанцев, Кива принялась послушно поглощать яйца, фасоль и тосты. В рекордные сроки она очистила тарелку и под понукания Эшлин повернулась и оттянула воротник сзади, чтобы принцесса осмотрела рану. Однако ткань прилегала слишком плотно и закрывала большую часть ожога, так что Кива была вынуждена расшнуровать верх платья и выбраться из рукавов, обнажив спину и прижав ткань к груди.

Она не услышала, как открылась дверь.

Но услышала рык:

– Какого?!

У Кивы глаза полезли на лоб, и она крутанулась на месте. Плотнее прижала платье, быстро убедилась, что оно полностью прикрывает ее спереди, хотя знала, что самое скверное уже рассмотрели.

Потому что в дверях стоял Джарен, и, учитывая, что он сказал – и как сказал, – он совершенно точно увидел ее плечо.

В три длинных стремительных шага он подошел к ней и приказал:

– Повернись.

Кива застыла на месте.

– Джарен… – осторожно предупредила Эшлин, но он прервал ее.

– Кива, повернись.

При звуке собственного имени на его устах она пришла в себя и подняла взгляд. И увидела в его лице нечто такое, во что не стоило всматриваться, если она желала поберечь разбитое сердце.

Но все равно увидела.

Он беспокоился за нее.

И это почему-то ее ужаснуло.

Киву так заколотило, что даже Джарен заметил. Он переменился в лице, смягчился, обратился если и не совсем в того Джарена, которого она когда-то знала, то в нечто близкое к нему.

Попросил тише:

– Пожалуйста, Кива. Повернись, дай я погляжу.

Она не сумела отказать этой мягкой просьбе, так что повернулась, обнажив перед ним плечо, и услышала, как он охнул.

– Кто это сделал? – спросил он тем же тихим голосом, но теперь в нем звенело нечто иное. Гнев.

У Кивы так пересохло в горле, что она не могла говорить, и за нее ответила Эшлин:

– Я рассказывала вчера: Навок хотел увидеть ее целительский дар. Она отказалась, и он приказал одной из своих аномалий швырнуть в нее огненный шар, который прожег ее до кости. Он не понимал, что себя она исцелить не сможет. Опережая твой вопрос: это случилось вчера. Пришлось напоить ее Змеиным Поцелуем, чтобы мы смогли сбежать тем же вечером.

– Змеиный Поцелуй? – в ужасе переспросил Джарен. – С ума сошла? Ты могла ее убить!

– Или так, или бросить ее выходить замуж за этого ублюдка, – возразила Эшлин. – С каких пор, кстати, тебя это волнует?

Ее хлесткие слова оставили после себя лишь ледяную тишину, и Кива застыла, не смея обернуться к Джарену. Она не знала, чем объяснить его реакцию, беспокоился ли он из старой привычки или где-то в глубине души он по-прежнему ее любил. В любом случае впервые за несколько месяцев у Кивы полегчало на сердце, но тут…

– Голдрик очнулся, – пояснил Джарен ровно, словно слова Эшлин в самом деле напомнили ему о его чувствах. – Без Кивы говорить отказывается. Все ждут вас двоих.

Кива обернулась и успела увидеть, как Джарен выходит в дверь.

Эшлин поморщилась.

– Извини. У него такое лицо было, и я просто… Я думала, получится не так.

– Ты не виновата. – Кива огорченно вздохнула. – Я не меньше твоего удивлена, что он… – Она не договорила. Глупо было даже думать, что ему не все равно.

– Любовь нельзя включить и выключить по желанию, – мягко заметила Эшлин. – Судя по тому, что я только что видела, что бы там Джарен раньше к тебе ни испытывал, его чувства не изменились, как бы он ни пытался.

– В том-то и проблема, – ответила Кива, скорбно глядя на дверь. – Он сам себя мучает. Нет, это я его мучаю одним своим присутствием. Я постоянно напоминаю ему о том, чего он лишился.

– Мне кажется, ты плохо о нем думаешь. – Эшлин помогла Киве зашнуровать платье. – Джарен – один из самых умных людей, кого я знаю. Ты солгала и предала его,