Шрифт:
Закладка:
— Да ладно тебе, — отмахнулся я, — чего уж там. Удачной вам поездки.
Старик кивнул и закрыл дверь нивы. Машина его затряслась кратко, когда мотор завелся. Зарычала и сдвинулась с места, покатила к выезду.
Я же, пошел обратно к Белке. Бросил беглый взгляд сначала на разгружающийся под навесом камаз, а потом и на зил белобрысого паренька.
Что-то мне показалось странным на его тенте. Я глянул туда, где он все еще объяснялся с остальными водителями. Кажется, и не собирался паренек возвращаться к машине. По крайней мере, пока.
Не теряя времени запрыгнул я на ступеньку его зила. Взялся за борт и стал другой ногою на большой бензобак, заглянул в кузов. Увидел, в чем была причина.
Показлось мне, что брезент странно топорщится на зилу. Оказалось, что не показалось. И все потому, что был он порванный у самого переднего борта. Даже не порван, а будто разрезан. Ни ветер, ни град такого сделать не могли.
А самое главное, если ехал он таким образом до самого элеватора, то наверняка промочил свой груз.
— А ты чего там забыл? — Услышал я снизу сердитый голос паренька-водителя зила.
Я оглянулся.
— Тебе полог порезали, — сказал я прямолинейно.
— Чего? — Большие глаза паренька округлились, стали еще больше.
— Тент, говорю, порезан, — повторил я и спрыгнул с его машины, — ты сам глянь.
Парень бросил на меня еще один недоуменный взгляд и полез на кузов. Когда понял он, в чем там дело и убедился сам в повреждении, то разразился страшным матом.
— Да как же это? Как же произошло-то? — Растерянно глядя на меня, разводил он руками.
— А вот не знаю, — сказал я, — но не похоже будто бы сделалось это как-то само собой.
— Словно порезали, — покивал он.
— Ну так и что? — Спросил я, — пропускают тебя остальные?
Камаз, что разгружался передо мной, уже сходил с завальной ямы. Гулко рокотал его мощный мотор.
— Пропустили, — он вздохнул, — да вот что с зерном теперь? Надо поднять полог. Глянуть.
— Ну вот сейчас и глянешь, — сказал я, наблюдая, как приближается к машине контроллер с влагомером.
— Ну тут и глазом видать, — сказал контролер, заглядывая в раскрытый зиловский кузов, — и на ощупь, что сыро. Забивало куда-то под тент. Верх всего ячменя сырой.
— Не куда-то, а под прорезь в тенте, — сказал недовольный паренек, — и что ж мне теперь делать-то?
— На сушилку, — пожал плечами контролер, когда спрыгнул с зила.
Белобрысый нахмурился. Вышел из-за своей машины. Поглядел за моим взглядом туда, где стояли машины к сушилке.
Там у завальной ее ямы, скопилась очередь в полтора раза длиннее, чем сюда. Погода везде сегодня была неблагосклонной к уборке урожая. За Армавиром, ближе к Кубанке, шел дождь полным ходом. Кое-где, например, у Успенки, еще не просохло, убирали по сырому. Потому и валили этот ячмень на просушку.
— Етить его, — взялся за голову паренек, — так на сушилке и разгрузка дольше идет! Так сколько ж я там буду стоять-то⁈
Контролер ничего ему не сказал. Только поглядел с сочувствием.
— Порезал кто-то, — нахмурился белобрысый, а потом повернулся ко мне, — ты порезал!
— Я? — Глядя ему прямо в глаза, — ты давай, молодой, не плети ерунды.
— Молодой? — Возмутился он, — так ты не старше меня! И сильнее всех обиделся, что я полез не в свой черед!
— На обиженных воду возят, — сказал я строго, — нужен мне ты, аж некуда.
— А мож и нужен! — Крикнул он и попер на меня, — разрез там был, как ножом! Тебя первым я у тента увидел! Кому еще в голову придет залезать на чужую машину и шуровать там почем зря⁈
— Ты прежде, чем истерики разводить, — я набычился, пошел ему навстречу грудью, — расспроси и в той очереди. Может, и там тебя пустят.
— Что я, — парень, ниже меня, но шире в плечах, все же замер, почувствовав мой встречный напор, — что я, пацан, что ли бегать туда-сюда, у всех выспрашивать! Зачем порезал⁈ Признавайся!
— Ты бредешь, — нахмурился я еще сильнее.
— У тебя поди и нож есть! Ану! Выверни карманы! Чем резал⁈ Дай глянуть⁈
А нож-то у меня и правда был. Пощупал я в кармане брюк и нашел там свой перочинный ножик-белку, с которым не расставался практически никогда, как папка мне его привез в подарок с Москвы на восемнадцать лет. И пусть лезвие там было уже слегка сточено, но носил я его с собой почти всегда. И даже сохранился у меня этот нож, с совсем исхудавшим от заточки лезвием до самой моей смерти.
— Так вышло, что есть, — сказал я, доставая нож-белку с кармана.
— Ах! Вот! — сразу завелся паренек на полную, — Зачем порезал⁈
Да только не боялся я того обстоятельства, что у меня с собой ножик был, потому как были у меня против его пылких обвинений подходящие слова.
Он было схватил меня за рукав рубахи, но я тут же вырвался, отбросил его руки. Строго заглянул в глаза.
— Ты что думаешь, — начал я ровным но холодным тоном, — что у тебя тут все за три секунды вымокло? Ты когда меня на своей машине застал? Дождь такой, — наседал я, — такой мелкий, что не замочит ячменя! Ты с порезанным тентом ехал от самой своей загрузки!
— И правда, — робко вмешался усатый контролер, — так быстро не замочит тебе зерно.
Парень злобно зыркнул на усатого, потом на меня. Он неприятно изогнул свои узкие губы, глядел волком, исподлобья. Глубоко дышал.
— Ай! Да пропади оно пропадом! — Взмахнул рукой парень и принялся застилать откинутый уголок тента.
Наблюдая за тем, как он уезжает на сушку, я вернулся в Белку.
Контролер дал добро подсохшему на нашем колхозном заве ячменю и я пошел на завальную яму. Стал поднимать кузов. Зерно шумно посыпалось вниз, за железные прутья.
Когда выехал я с ямы, пробежал глазами по очереди на сушилку. Стоял там, чуть не в самом конце, паренек на зиле. Кажется, не пропустили его вперед себя, а может, он постеснялся спросить?
Поехал было я уже назад, да только увидел, как возвращается на элеватор белая дедовская нива. Притормозил, поставил машину с краю площадки, чтобы никому не мешаться. Сам стал ждать.
Было мне очень интересно, нашли ли охранник со своим товарищем Радара. И хотя кинулась мне эта собака под колеса, переживал я за ее судьбу. Всегда любил собак, и безродных дворняжек, как мой Жулик, и породистых, как, вот Радар. И мог я с ними, если надо, находить всегда общий язык.
Если пес на кого-то скалится, рычит да открытую пасть показывает, мне он часто ластится. Вот так как-то получалось.
Заехала нива на элеватор, стала возле кирпичной сторожки, где обитал, по всей видимости, охранник. Двери раскрылись, и дедок со своим другом вышли из машины. Парень прошел назад, к третьей задней двери. Раскрыл ее вверх.
Увидел я через мгновение, как выводит он из-за машины грязного, усталого пса Радара. Я даже улыбнулся, видя, как овчар опустив голову к земле и вывалив язык, идет к сторожке непривычным псам медленным шагом.
— Нашелся, значит, — окликнул я старика, когда он проходил мимо.
— Ага, черт хвостатый! — Улыбнулся мне дед сквозь бороду, — загулял с какой-то безродной сученкой. Аккурат там, где ты сказал, я его нашел. Благо хватило у пса совести не бежать сломя голову в посадку, как егошняя невеста устроила.
— Ну отлично, — улыбнулся я, — хорошо, что вернули вы своего самовольца.
— Ага! — строго сказал дед, глядя на пса, — неделю его на одной каше держать буду! Ни единой кости не выдам!
Пес же, виновато оглянулся, поджал лохматый свой хвост меж задних лап.
— Ну, Радар, — подгонял его молодой парняга, — чего стал! А ну-ка, пойдем!
— Ну как? — Улыбнулся дедок, — пойдешь до меня? Обещал я тебе магарыч! По твоей наводке изловили мы беглеца!
— Да не, дядь, — отмахнулся я, — я поеду. Устал и есть хочу, не меньше чем твой Радар.
— Тогда тебе точно ко мне! — Оживился дед, — я охотничествую чуть-чуть. Настрелял я тут перепела! Как тебе дичь-то? Нравится? — Дед расплылся в улыбке, — они у меня жаренные. Вкуснятина! Проглотишь вместе с косточками! И не упирайся! Не приму я от тебя никакого отказу! — Замотал головой дед, когда понял, что хочу я отказаться, — не обижай! Пойдем!
— Эх, ладно дядь, — выпрыгнул я из Белки, — пойдем, глянем на твоих перепелок!
Вернулся я к машине минут через двадцать. И правда, были перепелки
