Бриоды переглянулись. Несмотря на всю их душевную черствость и привычку быть хищниками, предложение вэлуоннца не слишком их вдохновило.

— А ну как пес сожрет дите? — Выразил общее сомнение Мелис.

Вархо поглядел на него словно с презрением, по крайней мере сам Мелис расценил это так. И поняв это по своему, немного стушевался и пробормотал:

— Так-то оно конечно и наплевать. Просто душа не лежит ребятенка твари этой на съедение отдавать.

— Ну ты и дурень, — сказал Вархо. — Ничего дитю не будет. Рассуди. Если пес проклятый черт, то он шарахнется прочь от души невинной, даже смотреть на неё не сможет. Ну а если он не черт, а наоборот из небесного сословия, то он и подавно малышу ничего плохого не сделает.

Мелис вроде бы убежденный этим веским доводом, спросил, оглядывая товарищей:

— У кого ж дитя брать будем?

— Может лучше Безумную Ханну к нему приведем? — Предложил Горик. — Она же вроде как юродивая, значит тоже поди невинная.

— С Ханной хлопот не оберешься, — сказал Баногодо. — Может она и невинная, но если что не по ней, то рычать, визжать, беситься и царапаться будет как самое что ни на есть исчадие ада. Вот разве что Альче за ней послать. Ханна ему нравится и она к нему ластится.

— Ничего она мне не нравится, — возмутился молодой человек. — Просто жалко её. Иногда.

— Ну вот и пожалеешь её сегодня, при всех, — улыбнулся Баногодо.

Альче покраснел, но не от смущения, а от ярости на грязные намеки. Банагодо понял это и примирительно проговорил:

— Ладно-ладно, молодой, я пошутил. Глупо пошутил, согласен. — И тут же поменял тему. — У шлюхи Гайчоры есть дочурка, года четыре ей наверно. Только она косоглазая, такая подойдет?

— Не нужно всего этого, — веско сказал Ронберг. — Я пойду к псу и буду говорить с ним.

Все моментально притихли и удивленно уставились на него.

— Ты, Старый, из ума что ли выжил?! — Воскликнул Кушаф. — Ты-то в каком месте невинный интересно?

— Точно рехнулся, — поддержал Вархо. — Мы же все в крови по самое темечко. Нас ни ангел, ни черт жалеть не станет. Боба-то он не тронул, но так тот просто пьянчуга и кобель. А тебя как пить дать в пепел обратит, так что не дури, Старый.

Ронберг усмехнулся. Ему действительно было не по себе. Но после того как он увидел ангела-хранителя, он уверился что отчасти понимает что здесь происходит.

— Да не по годам мне уже бояться, мужики, — сказал он. — А пёс, дьявол он там или нет, так или иначе кажется разумной тварью. Так что может и договоримся до чего. Но сначала я домой, подкрепиться хочу перед беседой. К ограждению никого не подпускать. Банагодо и Эрим остаются дежурить здесь, остальные, если хотите, проваливайте. И это, с площади уберите всех, вообще всех. Поставьте сколько надо бродяг по краю и пусть никого кроме бриодов не пускают. Хватит уже с нас ротозеев и диких слухов. И пусть кто-нибудь, вот ты Горик и ты Вархо, сходите к Жоре и успокойте там народ, баб в особенности. — Ронберг улыбнулся. — Ну только если конечно Жора при вас еще одну курицу не воскресит.

113

Роскошный экипаж, в котором Мастон Лург и Элен Акари провели почти безвылазно последние несколько дней, был оставлен на каретном дворе Килбернского отделения Судебной палаты. Галкут и девочка, провожаемые любопытными взглядами гвардейской стражи, прошли через ворота отделения и растворились в улицах большого города. Судья же еще долго стоял возле своего экипажа, то и дело поправляя рукава камзола, проверяя пуговицы и одергивая плащ. Мастон Лург ощутимо нервничал. И тревожился он даже не из-за того, что приходилось расставаться с драгоценным синеглазым ребенком, а потому что он остро ощущал что находится на чужой территории. Конечно в прошлом он много раз бывал в Акануране, а в молодости провел здесь пять лет, обучаясь в Судебной академии, но теперь он явился сюда словно бы в роли некоего завоевателя. Он жаждал покорить этот город, присвоить себе часть его несметных богатств, обрести в нем власть. Но сейчас эти амбиции вдруг представились ему неимоверно дикими и нелепыми. Он слишком привык к тихой, сытой, беззаботной жизни провинциального Туила, чтобы чувствовать себя в столице своим. А ведь мало того что он здесь чужой, он еще и собирается вступить в опасную игру с самым главным хищником этого города. И верховный претор, Томас Раушер Халид, герцог Этенгорский уже и правда казался ему неким безжалостным, могучим, опасным зверем, в данный момент мирно дремлющем в своей жуткой пещере среди груд костей своих жертв. И он, Мастон Лург, глупый жалкий деревенщина собирается войти в эту пещеру, разбудить зверя и образно говоря потребовать себе часть его охотничьих угодий. Это было безумие.

Судья постарался взять себя в руки. Тем не менее мысль о том, что через несколько часов он возможно будет входить в кабинет верховного претора и говорить слова, после которых не будет пути назад, сильно изматывала его. И судья удивлялся себе: неужели он такой трус, что дрожит словно в лихорадке всего лишь перед обычным разговором? И он снова и снова повторял, что Томас Халид человек разумный и адекватный, что он сразу же поймет насколько бесценный дар предлагается ему и непременно щедро вознаградит дарителя. Это казалось естественным и логичным, но все равно было страшно. В конце концов судья с негодованием оставил свою одежду в покое и решительно направился к приземистому, тяжеловесному трехэтажному белому зданию Восьмого свода.

Первым делом он посетил Службу розыска из Отдела дознания, где инициировал мероприятия по поиску и аресту беглой особо опасной преступницы Минлу Такулада Хин. Он дал её подробнейшее описание, местный художник набросал по его указаниям её портрет и, кроме того, от имени Судебной палаты, Лург назначил вознаграждение в 20 тон за поимку преступницы или сведения, способствующие этому. Дознаватель из Службы розыска поглядел на него с легким удивлением, сумма представилась ему слишком завышенной за какую-то кирмианскую бродяжку. Тогда судья, со всем отпущенным ему красноречием, ярко живописал насколько опасна эта хитрая коварная злобная женщина, к тому же в совершенстве владеющая мечом. О том как жестоко и кровожадно она умерщвляла свои жертвы, как пытала, мучила и истязала их, как вырывала у них щипцами куски плоти, отрезала у них уши, носы, у женщин груди, у мужчин половые члены, как дробила их кости, насаживала несчастных на колья