Мелис, которого эта новая идея крайне захватила, повергнув даже в некий благоговейный восторг, и который уже обдумывал как бы свою бездетную сварливую жену свести с волшебной собакой, в тайне надеясь что это поможет супруге не только понести, но и улучшит её характер, возразил:

— Но стихами-то небось только ангелы разговаривают! Демоны и черти они же дикие и тёмные, вон как Эрим, которого попроси рифму к слову "стол" придумать, так он сто лет думать будет и ничего не придумает.

Горец недобро поглядел на Мелиса и сказал:

— Пожалуйста. Стол — деревянный.

— Сам ты деревянный. Рифма это когда слова в конце звучат одинаково, — благодушно объяснил Мелис, — огонь — ладонь, вода — звезда, стол — ушёл. Понял, балда?

— А по зубам не хочешь? — Спросил Эрим, поднимаясь со ступени.

Однако Баногодо схватил его за плечо и, дружески похлопав по могучей груди, насмешливо сказал:

— Да ладно, Эрим, оставь ему хоть зубы. Он ведь со своей страшной женой и руками до колен всё равно что калека.

Всякое благодушие тут же покинуло Мелиса.

— У кого это до колен?! — Угрожающе спросил он.

— То есть насчет жены возражений нет? — Усмехнулся Кушаф.

Мелис метнул на него сердитый взгляд, но Горик неожиданно сообщил: "Святого отца везут". И все тут же потеряли интерес к Мелису, его жене и его длинным рукам. Даже он сам. Все глядели на телегу, подъезжающую к площади.

— А точно его? — Спросил Альче.

— Не видишь что ли как святое пузо из повозки торчит, — сказал Баногодо.

Телега доехала до бриодов и они обступили её.

— Вот это книга его, псалтырь или что там, — сказал Баногодо, кладя увесистый том в черной кожаной обложке из недр телеги на выпирающий вверх живот спящего священника. — Вот это вода, — рядом с книгой он положил длинную закупоренную деревянной пробкой бутыль из зеленного стекла. — Не знаю святая она там или нет, набрал из чаши рядом с алтарем. А крест у него под рубахой.

Отец Боб, весьма дородный мужчина среднего роста с длинной черной неряшливой бородой, испачканной чем-то зеленым, темными жидкими сальными волосьями, обрамляющими большую лысину, облаченный в жутко заношенный черный сюртук, в черные затертые до блеска штаны, в ужасно мятые и расползающиеся на носках сапоги, в заляпанный перекосившийся белый воротничок, яростно храпел и сопел и не имел ни малейшего представления о тех невероятных событиях что происходили в Гроанбурге. Бриоды долго разглядывали священника, с тоской понимая что толку от него скорей всего будет немного. От отца Боба несло таким ядреным перегаром, что даже бывалые разбойники удрученно качали головами и удивлялись как же можно так напиваться. Но делать было нечего и Ронберг повелел извлечь божьего человека из телеги и по возможности привести в чувство. Самые физически сильные из бриодов, Банагодо и Эрим, споро взялись за дело, но и им пришлось хорошенько потрудиться, чтобы осуществить задуманное.

— Ну и хряк, — пробормотал Вархо, наблюдая как два его молодых товарища, красные от натуги, вытаскивают тяжеленое тело священника.

— Еще бы, — неодобрительно сказал Мелис. — Ты видел хоть раз его трапезу? Он ведь жрет за пятерых, как в него только влазит не пойму.

— Да ты погляди какая бочка. Туда весь Агрон влезет, еще и Кирмом закусить будет можно.

Наконец отца Боба поставили перед Ронбергом. Однако стоять сам по себе священник был не в состоянии и Банагодо и Эрим поддерживали его по бокам. Принялись приводить его в чувство. Сначала по пухлой заросшей физиономии отца Боба хлестал Кушаф. Затем его сменил Мелис, который своими могучими руками хлестал его с такой силой, что голова священника отчаянно моталась из стороны в стороны. Отец Боб начал что-то мычать и пытаться открывать глаза. Горик сходил в Цитадель, вернулся с большим кувшином воды и щедро полил ею голову служителя церкви. Затем отца Боба щипали, пинали под зад, яростно трясли, скручивали кожу и даже прижигали горящей головней пальцы. Результатом всех этих усилий явилось то что священник более твердо встал на ноги, расправил плечи, открыл глаза и осоловелым взглядом обвел стоявших вокруг него мужчин.

— Эй, падре, — наклонившись к нему, позвал его Ронберг, — соображаешь что-нибудь?

Отец Боб тупо посмотрел на него и начал кривить губы, словно силился что-то сказать.

— Братия… мои, — наконец выдал он, затем его мутный взор уперся в Кашуфа и он добавил: — и сестры…

— Тьфу ты, ну и пьянь! — С досадой воскликнул Вархо. — Как же он в своей семинарии то учился?!

— Не знаю как в семинарии, — мстительно сказал Кушаф, — а вот из церкви его, говорят, выперли за то что он воровал у прихожан кошельки, пока они закрывали глаза и молились.

— Ну-ка подержи! — Решительно сказал Банагодо Эриму и тот обнял святого отца, взяв его за обе подмышки. Сам Банагодо отодвинул Ронберга в сторону, встал перед Бобом и принялся бить его пальцами снизу вверх по подбородку.

— Ну ты, винный поп, чучело огородное, давай в себя приходи! — Со злостью приговаривал Банагодо, всё сильнее и сильнее ударяя священника по подбородку. Зубы отца Боба то и дело глухо клацали, а взгляд тем временем прояснялся. В конце концов он пришел в себя настолько, что смог стоять без помощи Эрима и даже пробормотать с некоторым удивлением, обращаясь к Банагодо:

— Сын мой…

Но Ронберг его тут же перебил:

— Слушай, падре, ты сейчас пойдешь вон туда, там лежит собака. Ты возложи на неё крест, водой святой окропи и молитву какую-нибудь прочитай. Понял?

По взгляду отца Боба было совершенно ясно, что он ничего не понял. Он, опасно раскачиваясь, оглянулся на ограждение, на которое указывал Ронберг и, громко икнув, переспросил:

— Собака?! К-какая собака?

— Обычная собака, — снова влез Банагодо, которому не терпелось посмотреть чем всё это кончится. — С ушами и хвостом. Ты не бойся, отец, она не кусается. И вообще смирная.

Бриоды улыбались и прятали улыбки от священника.

— Давай-давай, пошли, — Банагодо развернул и подтолкнул священника в нужном направлении и сделал знак Эриму помочь Бобу придерживаться верного пути. Сам же бросился к телеге и, взяв бутыль и книгу, вернулся.

— Вот, — сказал он, — твои причиндалы. Держи.

Отец Боб, ничего не соображая, взял в одну руку бутыль, в другую книгу.

— Тут святая вода, ею надо собаку покропить, — наставлял Банагодо, для которого происходящее всё больше превращалось в какой-то фарс и он, развлекаясь, вполне с удовольствием в нем участвовал: — Это Святое писание, прочти из него какую-нибудь молитву против злого духа.

Отец Боб, запинаясь и то и дело норовя осесть на землю, но поддерживаемый могучей