радовал крестьян, поднимая детали их жизни в понятных стихах. Наверное, ни один другой поэт не выражал такого дружеского отношения к животным, разделяющим тяготы фермерского дня, или к «глупой овце», растерянно бредущей по снегу, или к мыши, выбитой из своего гнезда наступающим плугом.Но, мышонок, ты не твой переулок.* Провидение может оказаться тщетным; Лучшие планы мышей и людей Банда на корме.

Почти такой же притчей являются строки, которыми заканчивается стихотворение «To a Louse on Seeing One on a Lady's Bonnet at Church»:

О, как бы хотелось, чтобы этот дар дал нам возможность увидеть себя такими, какими видят нас другие.73

Чтобы быть уверенным, что его маленькая книга будет принята, Бернс снабдил ее заголовком «Субботний вечер Коттера»: фермер отдыхает после недели тяжелого труда; жена и дети собираются вокруг него, каждый со своей историей дня; старшая дочь робко представляет застенчивого ухажера; счастливое разделение простых блюд; чтение Библии отцом; совместная молитва. К этой приятной картине Бернс добавил патриотический апостроф: «Скотия, моя дорогая, моя родная земля!» — Из 612 отпечатанных экземпляров все, кроме трех, были проданы за четыре недели, что принесло Бернсу двадцать фунтов.

Он думал использовать вырученные деньги для оплаты поездки в Америку, но вместо этого потратил их на пребывание в Эдинбурге. Прибыв туда на одолженной лошади в ноябре 1786 года, он разделил комнату и постель с другим сельским юношей. Этажом выше над ними жили шумные блудницы.74 Благоприятный прием его книги эдинбургскими рецензентами открыл перед ним двери; на какое-то время он стал кумиром вежливого общества. Сэр Вальтер Скотт описал его:

Я был пятнадцатилетним подростком в 1786–87 годах, когда Бернс впервые приехал в Эдинбург….. Однажды я увидел его у покойного почтенного профессора Фергюсона, где присутствовало несколько джентльменов с литературной репутацией… Его лицо было сильным и крепким; его походка была деревенской, а не клоунской; в ней чувствовалась какая-то достойная простота и незатейливость… Лицо его было массивным… глаза большие и темные, которые светились… когда он говорил… Среди людей, самых ученых своего времени и своей страны, он выражался с совершенной твердостью, но без малейшей бесцеремонности».75

Бернсу было предложено выпустить расширенное издание своих стихов. Чтобы наполнить новый том содержанием, он предложил включить в него одно из своих главных произведений, «Веселых нищих», которое он не рискнул напечатать в килмарнокском томе. В ней описывается сборище бродяг, нищих, преступников, поэтов, скрипачей, блудниц и калек, бесхозных солдат в пивной Нэнси Гибсон в Маучлайне. Бернс вложил в их уста самые откровенные и неприкаянные автобиографии и завершил попурри пьяным хором:

Фига для тех, кто по закону защищен! Свобода — это великолепный праздник! Были возведены суды для трусов, Церкви, построенные в угоду священнику.76

Хью Блэр, ученый и проповедник, выразил тревогу при мысли о публикации такого оскорбления добродетели; Бернс уступил и позже забыл, что написал поэму;77 Друг сохранил его, и оно увидело свет в 1799 году.

Эдинбургский редактор продал около трех тысяч экземпляров, что принесло Бернсу 450 фунтов стерлингов. Он купил кобылу и ускакал (5 мая 1787 года) в Хайлендс, а затем через Твид в образцовую Англию. 9 июня он посетил своих родственников в Моссгиле и навестил Джин Армур; она тепло приняла его и снова зачала. Вернувшись в Эдинбург, он познакомился с миссис Агнес М'Лехоуз. В семнадцать лет она вышла замуж за хирурга из Глазго; в двадцать один год (1780) она оставила его, забрав с собой детей, и поселилась в столице в «экономном приличии». Она пригласила Бернса к себе домой; он без промедления влюбился в нее; по-видимому, она не отдалась ему, так как он продолжал любить ее. Они обменивались письмами и стихами, он подписывался «Сильвандер», она — «Кларинда». В 1791 году она решила уехать к мужу на Ямайку; на прощание Бернс послал ей несколько нежных строк:

Ae* нежный поцелуй, и мы расстаемся! Ae прощай, и потом навсегда!. Если бы мы никогда не любили так нежно, Если бы мы никогда не любили так слепо, Никогда не встречались и никогда не расставались, Мы никогда не были разбиты сердцем.78

Она обнаружила, что ее муж живет с негритянкой-официанткой; она вернулась в Эдинбург.

Так и не удовлетворив свою страсть к ней, Бернс ищет общения и веселья в местном клубе «Крохаллиан Фенсиблз» — людей, посвятивших себя защите своего города. Там царили вино и женщины, а также разврат. Для них Бернс собрал старые шотландские песни и добавил несколько своих; несколько из них были анонимно и эзотерически опубликованы в 1800 году под названием «Веселые музы Каледонии». Членство Бернса в этом клубе, его открытое презрение к сословным различиям,79 и откровенное выражение радикальных взглядов в религии и политике быстро положили конец его приему в эдинбургском обществе.

Он пытался получить должность сборщика налогов; неоднократно получив отказ, он смирился и решил заняться фермерством. В феврале 1788 года он арендовал ферму Эллисленд, расположенную в пяти милях от Дамфриса, в двенадцати от Крейген-Путтока Карлайла. Владелец, откровенно описавший почву как «находящуюся в самом жалком состоянии истощения», сказал80 выделил поэту