Интересы торговцев… в любой конкретной отрасли торговли или производства, всегда в некоторых отношениях отличаются от интересов общества и даже противоположны им… К предложению любого нового закона или правила торговли, исходящего от этого ордена, всегда следует прислушиваться с большой осторожностью….. Оно исходит от ордена людей… которые в целом заинтересованы в том, чтобы обманывать и даже угнетать общество, и которые… во многих случаях и обманывали, и угнетали его».54

Кто это — Адам Смит или Карл Маркс? Но Смит защищал частную собственность как необходимый стимул для развития предпринимательства, и он считал, что количество доступных рабочих мест и размер заработной платы будут зависеть прежде всего от накопления и применения капитала.55 Тем не менее, он выступал за высокую заработную плату, выгодную как работодателю, так и работнику,56 и призывал к отмене рабства на том основании, что «работа, выполняемая свободными людьми, в конечном счете обходится дешевле, чем работа, выполняемая рабами».57

Когда мы рассматриваем самого Смита, его внешность, привычки и характер, мы удивляемся, что человек, настолько далекий от процессов сельского хозяйства, промышленности и торговли, должен был писать об этих эзотерических сложностях с таким реализмом, проницательностью и смелостью. Он был таким же рассеянным, как Ньютон, и мало заботился об условностях. Обычно манерный и мягкий, он был способен ответить на грубость Сэмюэля Джонсона репликой из четырех слов, которая ставила под сомнение легитимность «Великого Чама». После публикации «Богатства народов» он провел два года в Лондоне, где его познакомили Гиббон, Рейнольдс и Берк. В 1778 году он, апостол свободной торговли, был назначен таможенным комиссаром Шотландии. После этого он жил в Эдинбурге со своей матерью, оставаясь холостяком до конца. Она умерла в 1784 году; он последовал за ней в 1790 году, в возрасте шестидесяти семи лет.

Его достижение заключалось не столько в оригинальности мысли, сколько в мастерстве и координации данных, богатстве иллюстративного материала, наглядном применении теории к текущим условиям, простом, ясном и убедительном стиле и широкой точке зрения, поднявшей экономику из «мрачной науки» на уровень философии. Его книга стала эпохальной, потому что она обобщила и объяснила — конечно, не произвела — факты и силы, которые меняли феодализм и меркантилизм на капитализм и свободное предпринимательство. Когда Питт II снизил пошлину на чай со 119 до двенадцати с половиной процентов и в целом попытался добиться более свободной торговли, он признал свой долг перед «Богатством народов». Лорд Розбери рассказывает, как на обеде, на котором присутствовал Питт, вся компания встала, когда вошел Смит, и Питт сказал: «Мы будем стоять, пока вы не сядете, потому что мы все ваши ученые».58 Сэр Джеймс Мюррей-Пултеней предсказал, что работа Смита «убедит нынешнее поколение и будет управлять следующим».59

V. РОБЕРТ БЕРНС

«Моя древняя, но благородная кровь, — сказал величайший поэт Шотландии, — пробралась сквозь негодяев со времен Потопа».60 Мы не будем углубляться в историю Уильяма Бернса, не негодяя, но трудолюбивого, неуживчивого фермера-арендатора. В 1757 году он женился на Агнес Браун, которая в 1759 году подарила ему Роберта. Шесть лет спустя Уильям взял в аренду ферму площадью семьдесят акров в Маунт-Олифант; там разросшаяся семья жила «скупо» в изолированном доме. Роберт получал образование дома и посещал приходскую школу, но с тринадцати лет он работал на ферме. Когда ему исполнилось четырнадцать, «одна милая, милая, веселая девушка посвятила меня в некую восхитительную страсть, которую, несмотря на кислое разочарование, благоразумие джинна и философию книжного червя, я считаю самой прекрасной из человеческих радостей».61 В пятнадцать лет он встретил второго «ангела» и проводил лихорадочные ночи, думая о ней. Его брат вспоминал, что «привязанность Роберта [к женщинам] стала очень сильной, и он постоянно становился жертвой какой-нибудь прекрасной поработительницы».62

В 1777 году, в порыве безрассудной смелости, Уильям Бернс взял в аренду ферму Лохли, 130 акров, в Тарболтоне, за которую он обязался платить 130 фунтов стерлингов в год. Теперь восемнадцатилетний Роберт, старший из семи детей, стал главным работником, поскольку Уильям, сломленный непосильным трудом, преждевременно состарился. Отец и сын отдалялись друг от друга по мере того, как один сужался в пуританство, а другой — в более широкий кодекс. Несмотря на запрет родителей, Роберт посещал школу танцев; «с этого случая бунтарства, — вспоминал поэт, — он проникся ко мне неприязнью, которая, как я полагаю, стала одной из причин того рассеяния, которым отмечены мои дальнейшие годы».63 В возрасте двадцати четырех лет Роберт вступил в масонскую ложу. В 1783 году ферма была конфискована за неуплату арендной платы. Роберт и его брат Гилберт объединили свою бедность, чтобы арендовать ферму в 118 акров за девяносто фунтов в год; там они трудились в течение четырех лет, оставляя себе по семь фунтов в год на личные расходы; там же они содержали своих родителей, сестер и братьев. Отец умер в 1784 году от туберкулеза.

Долгими зимними вечерами Роберт читал множество книг, в том числе «Историю» Робертсона, философию Юма и «Потерянный рай». «Дайте мне дух, подобный моему любимому герою, мильтоновскому Сатане».64 Возмущаясь цензурой Кирка в отношении морали, он без труда отбросил его теологию и сохранил лишь смутную веру в Бога и бессмертие. Он смеялся над «ортодоксами, которые верят в Джона Нокса», и подозревал, что доминионы между воскресеньями втайне так же грешны, как и он сам.65 В «Святой ярмарке» (о собрании религиозного возрождения) он описывает череду проповедников, обличающих грех и клеймящих ад, в то время как блудницы на улице уверенно ожидают покровительства прихожан.

Неприязнь Бернса к священнослужителям разгорелась с новой силой, когда один из них прислал агента, чтобы обличить и оштрафовать его за то, что он спал без жены с Бетти Патон. Она переросла в гнев, когда его любезный хозяин, Гэвин Гамильтон, получил порицание на сессии кирка Маучлайна (1785) за неоднократное отсутствие на церковных службах. Теперь поэт написал свою самую острую сатиру, «Молитву святого Вилли», в которой высмеивается фарисейская добродетель Уильяма Фишера, старейшины кирхи Маучлайна. Бернс изобразил его обращающимся к Богу: