— Прямо тут в палате… — спокойно произнёс Шпеер, внутренне весь напрягшись. — Лёжа в кровати и не вставая. Ко мне будут приезжать мои заместители и… другие нужные люди, вводить в курс дела. Поставим в палате телефон и мы будем решать неотложные вопросы министерства без отрыва от моего постельного режима, в строгом соответствии с вашими рекомендациями и распоряжениями. Таким образом, все будут довольны и никто не обижен на другого. Я стану держать руку на пульсе своей работы, контролировать процессы… А вы будете полностью контролировать меня! По-моему, это отличный способ выйти из положения. Ну же, соглашайтесь, доктор! Что касается господина Гиммлера и фюрера… Я вам даю слово что при любом упоминании клиники Шарите я всегда буду рекомендовать вас в самом лучшем свете и восхищаться профессионализмом её сотрудников! Тем более, это правда, и мне не придётся сочинять ни единого слова лжи!

В его понимании это были очень щедрые условия и Альберт с замиранием сердца ждал вердикта Венцеля, так как больше никаких идей у него не было. Если же тот опять упрётся то останется только терпеть, изнывая от скуки в этом невольном больничном заточении. Конечно, к нему регулярно приходит жена, они общаются и довольно тепло… Но это всё не то. Ему нужна работа! И как можно быстрее!

Между тем доктор Венцель глубоко задумался. Он сунул ладони в карманы своего халата и стал ходить по палате, плотно сжав бледные губы. Альберт неотрывно следил за ним глазами, понимая что сейчас решается его судьба на ближайший месяц. Боже Всемогущий, пожалуйста, помоги!

— Хм… Допустим, господин Шпеер, только допустим! — Венцель закончил вояж по палате и теперь смотрел прямо на него. — Допустим, что я соглашусь… В таком случае вы обязуетесь беспрекословно выполнять то что я скажу? Если говорю что надо спать то вы сразу прерываете свою работу и спите? Если объявляю не приёмный день и запрещаю приход посетителей, кем бы они не были, то вы нисколько не возражаете?

Это было не совсем то на что Альберт надеялся, но если сейчас снова ставить условия то Венцель, скорее всего, просто откажется. Он-то ничего не теряет, а вот у Шпеера перспектива куда хуже. Снова изнывать от безделья несколько недель? Нет, ни за что!

— Да, доктор, так и есть! — подтвердил он после секундного колебания. — Я ваш тот самый идеальный пациент, в случае согласия. Так что, доктор? Взаимовыгодная сделка заключена?

Но тот пожевал губами и, казалось, заколебался.

— Знаете что, господин Шпеер… Сейчас только утро! — ответил Венцель, погладив свой подбородок. — Свой ответ я скажу вечером, а пока буду думать над вашим предложением. Но чтобы у меня осталось хорошее впечатление… Можете уже с этого момента быть тем самым идеальным пациентом, гордостью нашей клиники! Готовы?

Альберт горестно вздохнул и медленно кивнул. Что ему ещё оставалось?

Глава 58

Окрестности г. Клайберен, южнее Берлина.

27 мая 1940 года. Утро.

Хайнц Гротте.

— Благодарю, фрау Грюнер, ваша запеканка была великолепна! — искренне произнёс он, удовлетворённо вздохнув.

— Полностью согласен с Конрадом! — тут же поддержал его Петер, хлопнув себя по животу и широко улыбаясь. — Не устаю благодарить Бога что мы выбрали именно ваш дом для поправки здоровья! Иначе наше выздоровление заняло бы гораздо больше времени, точно говорю!

Хайнц покосился на него, с трудом удержав на лице спокойное выражение. Чёртов дурак! Ведь говорил же ему!.. Всё как об стенку горох! Ну да, его подозрения обратились в твёрдую уверенность и Гротте только удивлялся как не замечал этого раньше. Всё же очевидно, идиот даже не старается как-то маскироваться! Нет, придётся с ним поговорить и поскорее…

Как минимум, всё началось два дня назад когда Хайнц, мучимый болью в заживающей ноге, проснулся ночью и хотел сходить в туалет. Сапог на пострадавшую конечность не налезал, поэтому он надел мягкие тапочки, неведомо откуда добытые для него хозяйкой подворья. В тёмной комнате постель Петера было очень плохо видно но, кажется, она пуста. Наверное, тоже вышел в туалет или покурить, подумал тогда Гротте без всякой задней мысли. Но увы, всё было куда прозаичнее…

Уже в коридоре, когда Хайнц практически бесшумно передвигался по нему, чтобы не разбудить фрау Грюнер, он услышал звук который заставил его насторожиться и замереть на месте. И раздавался тот как раз из комнаты женщины, напротив которой и застыл сейчас командир ликвидаторов. Не успел Хайнц разобраться в природе странного звука как он повторился. На этот раз Гротте распознал его мгновенно и едва не выматерился по-русски, забыв все правила конспирации.

Звук был стоном. Женским стоном, который издаёт представительница слабого пола когда испытывает большое удовольствие но отчаянно пытается это скрыть, например, зажимая себе рот ладонью. И эти стоны раздавались с регулярной периодичностью, перемежаемые едва слышным довольным мужским голосом. Голосом его товарища и подчинённого Петера Баума, чтоб ему ни дна ни покрышки!

Хайнц дураком не был и тут же всё понял. Вот, значит, почему постель товарища пуста! Донжуан хренов, дорвался-таки до фашистской юбки, несмотря на его прямой запрет! Стиснув зубы от злости он всё-таки справился с собой и, сделав дела в туалете, так же тихо вернулся обратно в комнату, твёрдо решив объясниться с Петером когда тот вернётся. Но пролежав больше часа Хайнц уснул, так и не дождавшись этого проклятого юбочника, твёрдо уверовавшего что его самым лучшим оружием является член а не пистолет…

А утром, когда фрау Грюнер подала на стол вкуснейшую запеканку, Гротте только и мог дивиться, как мимо его внимания прошло столько незамеченных им признаков… Все эти мимолётные улыбочки между Петером и женщиной, подмигивания, когда они думали что он этого не видит. Баум выглядел довольным котом после ночных блядок, а их хозяйка то и дело сверкала улыбкой и едва заметно краснела, ловя на себе красноречивые взгляды Петера. Нет, она пыталась вести себя как обычно, но стоило ей чуть забыться как вся эта напускная серьёзность тут же уступала место настоящим эмоциям женщины.

Хайнц обратил внимание что та так и норовит подложить Бауму кусок побольше и повкуснее, крутится вокруг него, то и дело кусает губы чтобы не рассмеяться очередной шутке этого пройдохи. Новое платье надела, губы подкрасила, хотя впереди грязная работа на подворье… Кстати, Гротте вспомнил что вчера утром, когда он неспешно ковылял по двору в сторону коровника, чтобы полюбоваться немецким сельским