— Но после заявлений Саймона о твоей измене с тем полицейским мое терпение лопнуло. Я решил, что больше не буду стучать в закрытую дверь с надеждой, что мне откроют.

— Я понимаю… — тихо говорит Ракель, и опускает взгляд вниз. — И тогда ты решил, что выпивка — это лучший способ забыться. Ты не боялся, что кто-то напишет о тебе в газетах и Интернете и расскажет о твоих попойках.

— Не отрицаю… Но сейчас я понимаю, что поступал неправильно. Хотел забыть обо всех своих ошибках и хорошенько расслабиться, но чувствовал себя только хуже…

— Знаю…

— Понимаю, что уже слишком поздно что-то говорить и делать, однако мне до сих пор безумно больно об этом вспоминать. — Терренс замолкает на пару-тройку секунд, дабы медленно выдохнуть и немного расслабить свое напряженное тело. — Даже в те моменты, когда я был в состоянии агрессии, мне всегда было стыдно за свои дела. И мне повезло, что пресса не узнала о нашем с тобой скандале и не выставила меня насильником. Та девчонка, с которой я тебе изменил, грозилась рассказать всем о том, что произошло, и вместе со своим отцом испортить мне жизнь и карьеру после того, как я признался во всем. Но слава богу, что они до сих пор не сделали этого, и люди не узнали, что же стало причиной нашего отмененного расставания.

— Да… Ведь нам бы пришлось многое объяснять… Я бы была жертвой, а ты — скотиной, которая посмела так ужасно обращаться с девушкой. Вряд ли что-то помогло тебе реабилитироваться и вернуть утраченное доверие.

— Я тоже… — Терренс опять замолкает на пару секунд, все еще довольно тяжело дыша, и крепко берет Ракель за руки с надеждой, что это хоть как-то успокоит его. — Не знаю, что со мной произошло бы… Если я сейчас чувствую себя настолько паршиво, что хочу удавиться и сдохнуть, то у меня не останется сомнений в этом желании, если меня сделают гадом и насильником. Возможно, я мог бы стать таким же, как и Питер… И… Представляю себе кого-то, кто нашел бы меня полуживым-полумертвым на полу… Кто-то решил бы, что я поступаю как эгоист, а кто-то будет страдать и плакать…

Из-за сильного волнения Ракель и сама начинает довольно тяжело дышать и даже не пытается вытереть слезы, что катятся по ее щекам. Каждая мышца тела напрягается, руки слегка трясутся, сердце бьется в разы чаще, а кожа резко бледнеет.

— Не могу поверить… — с мокрыми глазами дрожащим голосом произносит Ракель. — Боже… Неужели… Ты действительно хотел умереть?

— Если бы я остался совсем один, то точно пошел бы на это, — без эмоций низким голосом отвечает Терренс. — Однако я не стал причинять себе вред из-за тех людей, которые поддерживали меня на протяжении всего того периода, и тех, кто со временем понимал мои чувства и снова начал общаться со мной.

Глава 63

— Любимый… — с жалостью во взгляде произносит Ракель, дрожащей рукой нежно гладя Терренса по щеке.

— Сейчас я говорю то, что никто не знал до этого момента. Может быть, кто-то и догадывался о чем-то подобном, но никто не был в курсе того, что я бы действительно наложил на себя руки, если бы остался совершенно один.

— Думаю, Бен догадывался об этом.

— Бен?

— Я рассказывала, что встретила его в тот день, когда помирилась с Наталией. И… Я рассказала не так много… — Ракель резко выдыхает и заправляет прядь волос за ухо. — В общем, Бен попросил меня оказать тебе поддержку и намекнул, что ты вполне мог что-нибудь с собой сделать. Он прекрасно видел, каким разбитым ты был. В глубине души Паркер продолжал беспокоиться о тебе даже после вашего конфликта и надеялся, что мы с тобой дадим друг другу еще один шанс.

— Ты права… — Терренс тяжело вздыхает, чувствуя, как сильно его колотит от огромного волнения. — Он сделал многое, хотя этого все равно было недостаточно. И было неприятно, что Паркер тоже осуждал меня и наговорил кучу неприятных вещей во время нашей ссоры. Но потом я немного остыл и понял, что Бен был прав.

— Но главное, что ты это понял и смог доказать всем, что ты не опасный насильник.

— В любом случае ты — еще одна причина, почему я ничего не сделал с собой. Ведь у меня была маленькая надежда, что рано или поздно ты сможешь простить меня. Что посмотришь на меня с другой стороны. Знаю, было бы глупо верить в чудо, но… Я все равно представлял нас вместе и пытался верить, что мы сможем спасти наши отношения, если оба будем над этим работать. И… Моя мечта стала реальностью…

— И именно поэтому ты всегда говоришь, что я — причина, которая заставляет тебя чувствовать себя живым?

— Да, Ракель. Ты — единственная, кто может дать мне то, в чем я так нуждаюсь. Сделать так, чтобы я не сломался окончательно. Дать мне силы жить дальше и чего-то добиваться… Твое присутствие давало мне силы доказать другим, что я сильный и непоколебимый. Твоя любовь помогала мне улыбаться даже в те моменты, когда хотелось кричать от той боли, что до сих пор живет внутри меня. Если бы все не зашло так далеко, никто бы и не догадался, что я играю. Я старался никак не выдавать себя и продолжал быть самоуверенным, нерушимым и относительно позитивным. А в этом мне помогали мысли о тебе… Они заставляли меня улыбаться, смеяться и двигаться дальше.

— Рада это слышать…

— Знаешь… — Терренс накрывает ладонью сложенные перед Ракель руки, нежно гладит ее по щеке свободной рукой и ею проводит по ее спутанным распущенным волосам, смотря на девушку своими полусухими глазами, полных жалости и боли. — Когда на меня начали сваливаться все эти беды, я подумал, что это что-то вроде наказания… Мне все больше начинает казаться, что кто-то свыше захотел проучить меня и преподать еще один урок. Хотя для меня это уже слишком…

— Нет-нет, Терренс, не говори так! — Ракель придвигается поближе к Терренсу, приобнимает его за плечи, прижимает его к себе и мило целует в щеку, нежно гладя по голове. — Ты справишься, я это знаю! Я верю, что ты пройдешь через все это!

— Я этого не выдержу… — нервно сглатывает Терренс, едва сдерживая слезы и выглядя будто маленький беззащитный ребенок, умоляющий о помощи, любви и защите. — У меня нет сил…

— Все хорошо, любимый, все хорошо, — мягко произносит Ракель, погладив колено