class="p1">В конце каждого дня урну забирала к себе госпожа Отомо, которая присылала мне ежедневные результаты в виде текстового файла. В первый день было подано двенадцать голосов, из них «Маленькие страны» получили шесть, а этимология и нобелевские лауреаты – по два. На одном листке было написано: «Не цепляет», а на втором – «Как насчет ста знаменитых японских вершин?» Сто знаменитых японских вершин звучит неплохо, оценила я, а вот вторая записка меня обескуражила. Директор отреагировал на мои предложения с легким равнодушием, отчего у меня сложилось впечатление, что они и впрямь не фонтан, но когда мне заявили об этом совершенно открытым текстом, это все равно стало для меня ударом. Следующий день принес еще шесть голосов: два за «Маленькие страны», два за этимологию, ни одного за Нобеля, одну записку с вопросом: «Неужели нельзя придумать что-нибудь поинтереснее?» и еще один голос за сто знаменитых японских вершин. Получив по два голоса, японские горы и нобелевские лауреаты теперь сравняли счет. Возможно, завтра горы вырвутся вперед.

За обедом я призналась всем, кто сидел за тем же столом, что я, работая над серией международных фактов, не перестаю думать о записке «не цепляет» и предложении по ста вершинам, в итоге работа продвигается небыстро. Меня принялись дружно подбадривать, уверять, что все в порядке и что господин Киёта порой тоже падал духом, и что такая работа просто не может с самого начала идти как по маслу, но меня точила мысль, что никто из них так и не сказал, что в предложенных мною сериях нет ничего плохого. Из пятерых человек проголосовала только одна госпожа Уракава, самая младшая, мать двоих мальчишек шестнадцати и тринадцати лет: она сказала, что голосовала за «Найди истоки слова!», потому что подумала, что эта тема поможет ее сыновьям в учебе. Остальные отделались отговорками вроде: «Это важное решение, так что мне надо немного подумать, прежде чем голосовать» или «я всегда голосую в последний день». Выслушивать все это мне было тяжело: получить результаты как можно раньше оказалось бы легче в психологическом плане. Лучше бы они поговорили со мной прямо, а не осыпали бессмысленной лестью, старалась думать я, однако их слова по-прежнему крутились у меня в голове.

– Когда я в шутку предложила серию известных психологических экспериментов, директор, кажется, проникся.

– О-о, вот это неплохо! – воскликнула госпожа Тамада, откладывая палочки для еды и задумчиво прищурившись. Это она несколько раз повторила, что работа не может идти как по маслу с самого начала.

Я поспешила оправдаться:

– Беда в том, что я могу предложить таких экспериментов самое большее пять или шесть.

– Вот как? – Госпожа Тамада с разочарованным видом откусила черешок брокколи.

– Послушайте, главное, чтобы они были хоть немного своеобразными и не такими, как у других марок, – заговорила госпожа Тэраи, явно пытаясь подбодрить меня и выбрав для этого способ, который сразу же вменил мне чувство вины за несостоятельность.

Может, и вправду эта работа просто не могла сразу пойти гладко, и значение имело лишь некоторое своеобразие выбранной тематики, однако мне было ясно, что придерживаться наплевательского отношения с самого начала не выйдет. Даже если я умудрюсь более-менее справиться с текстами для «Приморской сливы», в следующий раз мне придется приложить гораздо больше усилий.

Закончив дневную норму «Интересных фактов о международных новостях», я приступила к изучению предыдущих работ господина Киёта. Все написанные им тексты хранились в офисном компьютере, но я подумала, что полезнее было бы увидеть их в деле, и отправилась в «Музей рисового крекера». Выходя из своего кабинета в туалет, я порой замечала в музее людей, явно отлынивающих от работы, потому и вошла туда с осторожностью, но, к счастью, сегодня в музее прогульщиков не обнаружилось.

«Музей рисового крекера» имел размеры среднего конференц-зала. Вдоль всех четырех стен располагались экспонаты, относящиеся к этапам развития компании, образцы продукции в витринах были выложены в хронологическом порядке. Как и следовало ожидать, более давняя продукция в витринах представляла собой муляжи, но экспозицию, относящуюся к последнему десятилетию, составляли настоящие образцы. Ассортимент крекеров за последние три года был представлен упакованными образцами в глубине витрины и их содержимым на первом плане, разложенным на круглом плетеном подносе. В центре помещения музея стоял пьедестал – настолько низкий, чтобы на него мог взглянуть сверху младший школьник, а на пьедестале был показан процесс производства основного рисового крекера со вкусом соевого соуса. В качестве продукции использовались пластиковые муляжи вроде тех, какие можно видеть в витринах ресторанов. Довольно искусно сделанный и сложный экспонат меня впечатлил. В одну из суббот месяца компания устраивала экскурсию по фабрике, и я предположила, что в ходе этой экскурсии участники посещают и музей.

Выбрав упаковку «Пластинок с натто и сыром» за прошлый год, я перевернула ее и увидела заголовок «Странные постановления японских властей». Мне попалось «Постановление о том, что все должны радоваться снегу» из города Куттян на Хоккайдо, предписывающее горожанам объединять усилия, преодолевая помехи, которые снег создает в их жизни, и прилагать старания, чтобы использовать его как ресурс. На другом пакете упоминалось «Постановление, способствующее потреблению сакэ, произведенного в Киото». С ним соседствовал пакет «Пластинок с натто и сыром (с васаби!)», щеголяющий иллюстрированной серией «Дикие птицы Японии», дополненной изображениями бакланов, цапель и так далее. Стало быть, у господина Киёта имелась художественная жилка? Упаковка «Самых больших с кальмаром и мирином» трехлетней давности обучала потребителей выражениям «на помощь!» и «вызовите полицию!» на разных языках мира: по-русски «на помощь» звучало как «pomogitye!», по-фински – «auttakaa!». Текст на обороте «Мини-крекеров с морским ежом (большой пакет!)» относился к серии под названием «Сто соусов к пасте» и объяснял разницу между вонголе россо и вонголе бьянко. Выпущенные ранее в этом году «Крекеры-кобан с карри и куромамэ» содержали на упаковке серию «Самые потрясающие женщины мира», и на пакетах, которые я рассмотрела, рассказывалось об Агриппине и Кровавой Мэри. Существовало и множество других серий текстов, подготовленных, как я полагала, господином Киёта, в том числе «Мировые диктаторы», «Оригинальные идеи начинок для онигири», «Божества со всего мира» и «Алфавит национальных культур».

С тяжкими вздохами я села на диван в центре музея, излюбленное место прогульщиков. Я – преемница господина Киёта, и это значит, что даже если сейчас я мало на что способна, по крайней мере в какой-то момент в будущем я должна буду справляться с работой так же хорошо, как он. От этой мысли меня слегка замутило. В принципе, эта работа выглядела довольно заманчиво, но когда мне