– Строго между нами, но те, кто помешан на вкусах, вечно зазывают выпить народ из отдела разработки продукции и лоббируют свои интересы, когда проводятся голосования по новым продуктам. Прямо надоело уже.

– Но вы ведь, если не ошибаюсь, говорили недавно, что пытались организовать голосование единым блоком, когда предлагалось добавить васаби в «Пластинки с натто и сыром»? – уточнила я.

– Ну да, но, понимаете, госпожа Кавасаки пытается усидеть на двух стульях.

– Неправда! – возмутилась госпожа Кавасаки. – Просто я в самом деле не выношу васаби. Всего-то раз такое было. А так я на все сто процентов умеренная «фактовичка».

Значит, есть еще умеренные и крайние, изумилась я. А может, их и нет вовсе, и женщины все это выдумали специально для меня. Тем не менее я чувствовала, что некоторая степень конфликта сохраняется в этой компании, хоть в ней и создана атмосфера решения вопросов демократическим путем.

Я вернулась к себе, потирая живот, со смутным ощущением тревоги, нарастающей во мне. На обед была свинина, обжаренная с имбирем, и опять-таки приготовленная превосходно. Проходя мимо «Музея рисового крекера» я увидела, как какой-то человек сидит на диване посреди комнаты и читает книгу. Хм-м, подумала я. Люди, с которыми я обедала, вели себя непринужденно и весело, но, наверное, утомительно делать каждый день одно и то же.

Моя мама была очень довольна новой работой, которую я себе нашла, потому что теперь я часто приносила домой бракованные крекеры. В тот день, когда я вернулась домой с двумя пакетами «Пластинок с натто и сыром (с васаби!)», она пришла в восторг и воскликнула: «Они же продаются только по особым случаям!» Это напомнило мне один эпизод из тех времен, когда я только ушла со своей старой работы и, в сущности, превратилась в затворницу. Однажды, когда мне до смерти захотелось соленого, но только чтобы не выходить из дома, я принялась рыться в большой банке, куда мама складывала все крекеры, и съела все «Пластинки с натто и сыром (с васаби!)», какие там нашлись, – всего их было штук пять. И теперь я вспомнила, как мама накричала на меня: «Они же такая редкость!» Следом за этим воспоминанием явилось еще одно – как однажды мама грызла крекеры и удивила меня, заявив ни с того ни с сего: «Вот если бы ты, я или твой отец были масонами, мы сумели бы подыскать тебе легкую работу».

Теперь-то я понимала, что это неожиданное заявление почти наверняка было вызвано одним из текстов господина Киёта. Когда же я сообщила ей, что отныне моя работа заключается в написании этих самых текстов, она сказала только: «Опять тебе досталось что посложнее!»

В конце концов я дописала очередную порцию фактов из серии международных новостей, список которых оставил господин Киёта, и пришло время создать несколько новых серий с нуля. Дизайн упаковки «Приморской сливы» переработали, по этому поводу было решено подготовить и новые тексты для нее. Предыдущей серией были факты о животных, сравнительно безобидный материал по меркам господина Киёта, но когда я предложила директору продолжить поиски животных, которые укладываются в ранее заданные рамки, он решительно отказался: нет, лучше создать новую серию.

Вспомнив, как в детстве я коллекционировала карточки с репродукциями знаменитых гравюр укиё-э, которые вкладывали в пакетики шинкованных водорослей для отядзукэ, я внесла совершенно дилетантское предложение подготовить серию с известными картинами. Директор лишь улыбнулся, просто сказал: «Увы, мы вынуждены думать о затратах на печать», и этим все кончилось. Что ж, логично. Пакетики «Приморской сливы» были темно-зелеными, этот цвет выбрали специально, чтобы на нем отчетливее выделялся розовый оттенок кислой сливовой мякоти. Печать знаменитых картин потребовала бы множества других цветов, и я без труда представила, насколько от этого возрастут затраты на производство.

Мое предложение знаменитых картин директор отмел более-менее сразу, а вот следующее, по серии материалов о странных годовщинах «Что случилось сегодня?», побудило его обдумывать вердикт чуть дольше: «Неплохо, но не слишком ли сильная зависимость получается от времени, когда прочитан текст?» И он пояснил: когда читаешь в июне о каком-либо майском дне, ждать до наступления этой даты придется почти год, так что если годовщина не особо примечательная – сама по себе или для конкретного потребителя, – вряд ли она его всерьез зацепит. Даже если привести даты в соответствие со временем печати упаковки, наверняка обнаружатся значительные расхождения. И опять я усмотрела в его словах правоту. Мне показалось, что директор гораздо лучше меня способен выдавать идеи для текстов на упаковку, и я совершенно серьезно спросила, не мог бы он хотя бы в общих чертах обрисовать тему и предоставить мне доводить до ума детали. Но он скромно отказался: «Нет-нет, для этого я слишком стар».

Я так и не поняла, при чем тут возраст, но у меня сложилось впечатление, что директор весьма озабочен тем, чтобы упаковки оставались смелыми и оригинальными. Меня охватило желание объяснить ему, что это господин Киёта был смелым и оригинальным, а я – самый обычный человек, но я понимала, как жалко это прозвучит, особенно от человека, взятого на работу благодаря его заслугам в автобусной компании, и удержалась.

– Ладно, – сказала я, – если нам надо сделать тексты доступными для понимания каждого потребителя в возрасте от десяти до девяноста и вместе с тем позаботиться, чтобы они не были слишком пресными, может быть, нам обратиться к чему-нибудь узкоспециальному? Скажем… это только для примера, но как насчет известных психологических экспериментов, или вроде того?

– Да, вот это может подойти! – отозвался директор.

Еще не договорив, он уже начал подниматься, так что я поспешно замотала головой и добавила:

– В смысле, это же всего лишь один пример яркой крайности.

Словно опомнившись, директор кивнул, снова сел и сказал:

– Да, пожалуй, это немного чересчур, ведь правда же?

Вид у него был слегка разочарованный.

Наконец, сотрудникам для голосования предложили три варианта серий: «Самые маленькие страны мира», «Нобелевские лауреаты» и «Найди истоки слова!» об этимологии. Система голосования была проста: голосующие должны были написать название выбранной серии на листе бумаги и бросить его в урну, поставленную возле столовой. Голосовать было не обязательно, но я, понаблюдав украдкой за обедом, заметила, что довольно много народу пишет что-то в отрывном блокноте с логотипом компании, положенном возле урны, и бросает записки в нее. На голосование отводилось пять дней.