когда был сделан бесповоротный шаг, он, ошеломленный произошедшим, слушал своего императора; его продолжали обуревать эмоции, он снова проигрывал в уме ключевые фразы и предложения. Это был один из немногих моментов в его жизни, когда словоохотливый хранитель печати не мог сказать ни слова.

Кидо наклонил голову и отвел взгляд от своего собеседника. Он не мог смотреть на своего суверена, находившегося в состоянии крайнего потрясения. Возможно, его охватило на миг чувство вины; возможно, это был всего лишь невольный вздох при воспоминании о пяти с половиной годах, в течение которых он постоянно давал советы его величеству. Его совет довоенной поры вдохновил экстремистов и уменьшил влияние пацифистов, способствовал продвижению Коноэ и Тодзё. Его императору был необходим совет и в эту тяжелую минуту.

В 2:38 ночи Кидо откланялся императору и отправился домой. Он вспомнил о событиях почти четырехлетней давности, случившихся 8 декабря 1941 года. В тот же самый утренний час он ехал в противоположном направлении, из дома к себе на работу для встречи с министром иностранных дел Того, чтобы выразить ему свою радость или сожаление, в зависимости от того, как повернутся события этим утром. Сейчас в его сознании проносились мысли, которые одолевали его в то теперь уже далекое утро. «Когда я поднимался вверх по крутой улице квартала Акасака (как он написал в своем дневнике 8 декабря 1941 года), я увидел всходившее над домами солнце. Я подумал, какой это глубокий символ для страны, только что вступившей в войну с Соединенными Штатами и Англией, двумя величайшими державами мира. Я закрыл глаза и начал молиться за победу пилотов нашей морской авиации, атакующих в данный момент Пёрл-Харбор». Новости о «славной» победе пришли после 4 часов утра.

Было три часа ночи, когда хранитель печати заснул, словно провалившись в сон. Он спокойно спал первый раз за несколько последних месяцев. Но внезапно он пробудился. На рассвете вражеские бомбардировщики разбудили Кидо и сотни тысяч токийцев. Снова оказавшись перед лицом мрачной реальности, Кидо понял, что еще совсем не скоро он сможет по-настоящему отдохнуть.

В то время как хранитель печати устраивался на своем футоне, чтобы поспать, Судзуки собрал заседание правительства в официальной резиденции премьера. Старик адмирал сообщил пятнадцати министрам, что только что закончившаяся Императорская конференция приняла резолюцию о признании Потсдамской декларации, но только с одним условием — императорская система власти будет сохранена. Это было решение самого императора, сказал Судзуки. Высший совет по руководству войной вынес собственное решение и предложил кабинету принять его.

Чуть больше чем 12 часов прошло с прошлого заседания с тем же самым вопросом на повестке дня 9 августа. Минуло 23 часа с тех пор, как русские бросили на чашу весов свою решимость действовать. Эти часы были потрачены на колебания и пустые разговоры, во время которых Нагасаки и 74 тысячи его жителей рода Ямато были стерты с лица земли.

Того, сильно уставший и почти потерявший голос, но все еще полный решимости, кратко рассказал об Императорской конференции. Так как последнее слово осталось за его величеством, Того предложил правительству принять потсдамские условия с единственной оговоркой, на которую согласились все. Министр подчеркнул крайнюю необходимость принятия решения и объяснил, что Хиранума, председатель Тайного совета, также участвовал в конференции.

Кабинет сразу же выразил согласие, не ставя вопрос на обсуждение. Даже Анами молча согласился. Только министр внутренних дел Абэ пытался оспорить решение и пусть с неохотой, но голосовал за, хотя и отказался подписать официальный документ. «Я не вижу необходимости его подписывать», — недовольно произнес он. На протяжении всей своей карьеры он был шефом полиции и грозой для экстремистов; и он продолжал опасаться возможного мятежа. Более того, он был хорошо знаком с техникой запугивания оппозиции и практикой политических убийств несогласных. Он считал, что подписание документа о капитуляции равносильно тому, как если бы кто-то поставил свою фамилию под собственным смертным приговором.

Министр просвещения Ота, близкий друг Хиранумы и последовательный правый деятель, терпеливо объяснял: «Необходимо соблюсти процедуру подписания, поскольку решение Императорской конференции не будет иметь силы, пока все члены правительства не возьмут на себя ответственность за его выполнение». Он посоветовал Абэ подписать; его поддержали все члены кабинета, раздраженные неожиданной задержкой, и министр нехотя поставил подпись под документом.

Кабинет был поставлен перед необходимостью выбора. Он признал мнение Абэ, что вполне возможен бунт, если людям внезапно, без всякого предупреждения, сообщат, что война окончена и что предстоит оккупация страны вражескими войсками. Ведь массам годами внушали, что поражение и капитуляция для японских войск в принципе невозможны. Полностью внушаемое население воспринимало только то, что сообщали ему газеты и радио. И эти контролируемые государством источники информации говорили им даже сейчас, что Япония побеждает в войне.

Для предотвращения бунта масс при внезапном сообщении о поражении правительство согласилось, что не следует сообщать ничего о потсдамских условиях, пока император не сделает официального заявления. Это произойдет после того, как будут обговорены условия с союзниками. Поэтому для того, чтобы постепенно «вводить людей в атмосферу близкого окончания войны», министр информации Симомура должен был прежде проконсультироваться с Анами, Ёнаи и Того и решить, каков наилучший способ подачи сообщений в газетах и на радио.

Рассмотрев самые неотложные дела, премьер Судзуки закрыл заседание. Со смешанными чувствами триумфа и отчаяния Сакомидзу спрятал в безопасный сейф резолюцию кабинета.

Тем временем Того, покинув резиденцию премьера, ехал в министерство иностранных дел. Тьма постепенно рассеивалась. Силуэт парламента начал вырисовываться как огромный намогильный камень. Смертельно уставший Того прочитал послание, составленное чиновниками министерства. Одобрив эпохальный текст, он распорядился отправить телеграммы японским посланникам в Швейцарии и Швеции и в США, Китай, Британию и СССР.

Отдав последние распоряжения своему заместителю Мацумото и Касэ, Того сел в «бьюик»-седан 1938 года и, откинувшись на подушки сиденья, скорее мертвый, чем живой, поехал домой.

В 7 часов утра шифровальщик-радист министерства сообщил Касэ и Мацумото, что телеграммы отправлены. Текст их был одинаков:

«Согласно милостивому повелению Его Величества императора, который всегда был привержен делу мира и искренне стремился как можно быстрее остановить военные действия с целью спасти человечество от бедствий, что несет с собой продолжение войны, японское правительство несколько недель назад обратилось с просьбой к советскому правительству, с которым тогда сохранялся нейтралитет. Оно просило помочь достичь мира в отношениях с вражескими державами. К большому сожалению, эти мирные усилия не увенчались успехом. Правительство Японии, следуя августейшей воле Его Величества восстановить мир и покончить как можно быстрее с неисчислимыми страданиями, вызванными войной, приняло