Шрифт:
Закладка:
— Димка расчищал мне дорогу, — объяснил Волков. — Он меня вытащил с улицы. Первый визит в студию тоже оплатил сам. Это потом меня финансировал уже другой человек, который до сих пор рядом. Но Димка все равно много сделал. На том мы с ним и погорели.
Я поняла, что рассказ дошел до очень важного момента, и приготовилась не упустить ни одной детали. И тут за нашей спиной открылась дверь. На веранду вышел высокий мужчина в черном свитере и кожаных брюках. Заметив нашу компанию, он замер в дверях и удивленно приподнял брови. Это был Генрих Полетов, которого я моментально узнала по многочисленным фотографиям, выложенным в Интернете.
Сначала Волков просто обернулся, а потом вскочил со стула.
— Вы уже все? — спросил он.
— Мы уже все, — низким голосом ответил продюсер.
Он заглянул за плечо Волкова и нахмурился.
— Ты мне обещал. У тебя завтра концерт.
— Я в курсе, — буркнул Волков.
— Это хорошо, — подытожил Полетов.
Его голос стал еще ниже. Волков, казалось, моментально стал ниже ростом.
— И кто же тут из вас режиссер? — насмешливо спросил Полетов.
Я взглянула на Саймона. Тот даже позу не поменял. Так и остался сидеть в кресле, положив руки на подлокотники.
— Здравствуйте, — произнес он.
— Значит, это вы? — уточнил продюсер.
Он шагнул в нашу сторону и резко выбросил вперед руку. Саймон взглянул на нее и встал. Они обменялись рукопожатиями прямо перед моим носом.
— Саймон Шклофски, режиссер американской независимой кинокомпании «Мувистоун».
— Генрих Полетов, продюсер. Русский язык для вас родной?
— Можно и так сказать.
— А подтверждающие документы у вас есть?
И тут я поняла, что это полный провал. Ни о какой независимой кинокомпании Саймон не упоминал. Скорее всего, он просто наврал, посчитав ложь возможностью продолжать играть и дальше. Какие, к черту, документы? У него их нет и быть не может, а ведь Полетов наверняка говорит не о паспорте.
Мое сердце билось не там, где ему положено природой, а в горле. Что делать? Как выкручиваться? И что будет, если Полетов поймет, что мы вовсе не по поводу фильма приехали?
Но Саймон спокойно достал из кармана какую-то ламинированную карточку и протянул ее Полетову. Тот внимательно стал вчитываться в документ, после чего вернул ее владельцу. Однако теперь надменное выражение с его лица словно кто-то стер одним махом.
— Откуда вы узнали про русского исполнителя? — спросил он и повернулся к Волкову. — Макар, мы же с тобой только в Чехии и Норвегии выступали.
— Еще в Испании, — напомнил Волков. — В ночном клубе.
— Точно. Ну и в странах СНГ. Сомневаюсь, что слухи о тебе докатились до другого полушария.
— Мир тесен, — улыбнулся Саймон и спрятал карточку. — Это Евгения, моя знакомая. Она-то и рассказала о том, что в Тарасове прозябает прекрасный певец.
— Не прозябает, — поправил Полетов, смерив меня хмурым взглядом. — Гастроли за рубеж тому подтверждение. Знаете, сколько выступлений запланировано у Макара на этот момент?
— Нет. А сколько?
— Просто скажу, что билеты раскуплены до лета будущего года. Два гастрольных тура по стране. Юбилейное шоу. И это еще не все.
— И вы еще удивляетесь тому, что кто-то услышал о Макаре Волкове? — с сарказмом заметил Саймон.
Из дома на веранду вышел кто-то еще, но за спинами я не увидела, кто именно это был.
— Пап, я поеду, — раздался девичий голос.
Полетов обернулся.
— Я отвезу, — тут же ответил он.
Из-за его спины выступила невысокая худенькая девушка.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, скользнув по нам взглядом, и тут же принялась копаться в своей сумке.
— Моя дочь Катя, — коротко представил ее Полетов. — Жаль, не смогу с вами пробыть дольше. Но если вы все-таки до чего-то договоритесь, то без меня дело не сдвинется. Ты же в курсе?
Последний вопрос был обращен к Волкову.
— Разумеется, — слегка поклонился тот в ответ.
— Артист, — беззлобно скривился Полетов. — Не болтай лишнего. Всем до свидания. Если повезет, то до скорого.
Полетов спустился по ступенькам. Катя последовала за ним. Перед тем, как скрыться за углом, она бросила на меня встревоженный взгляд.
Катя Полетова. Та самая Катя, которая была на дне рождения Замберга. И она абсолютно точно меня узнала.
После этой неожиданной встречи я вслушивалась в рассказ Волкова с особым вниманием.
— Вот вы с ним и познакомились, — задумчиво произнес Макар, посмотрев вслед удаляющейся фигуре продюсера. — С той самой первой встречи кроме Димки со мной еще возился и Генрих. А потом я решил уйти к Генриху окончательно.
— Почему? — спросила я.
Волков глубоко вздохнул.
— Если вы решили снимать обо мне фильм и покопались в поисках нужной информации, то, наверное, знаете причину.
Саймон покачал головой. Я сделала вид, что вспомнила.
— Какая-то история с чужим авторством, да? — прищурилась я. — Извините, не помню точно.
— Зато я помню.
— Не поделитесь?
Я всячески подталкивала его к откровенности. Судя по тому, что мы слышали и увидели несколько минут назад, продюсер держит свой «кусок хлебушка с маслом и черной икоркой» в ежовых рукавицах. Наверное, это правильно, если учитывать тот факт, что в прошлом Макар, скорее всего, злоупотреблял чем-то нехорошим. Та бесцеремонность и жесткость, с которыми продюсер обращался со своим подопечным, очевидно, были необходимы в качестве сдерживающего фактора. Если Волков, к примеру, уйдет в запой, то и концерта не будет, а то и нескольких. Пострадает репутация, появятся статьи в желтой прессе. Вот и прессует начальник своего подчиненного во благо всех его фанатов. Итогами переговоров тоже не поинтересовался, но четко и ясно дал всем нам понять, что никакие дела тут без него не делаются. А, уходя, приказал Волкову не болтать лишнего. Что он имел в виду?
— Я расскажу, — решительно заявил Волков. — Повторюсь — скрывать мне нечего. Дело в том, что я как-то раз исполнил одну очень красивую песню. Дело было на концерте. Ее автором я себя не считаю, что очень важно. Ее сочинил Димка. Можно сказать, что она-то меня и прославила.
Димка увлекался поэзией. Умел играть на гитаре, но плохонько. Я тогда уже выступал в больших залах, когда он пришел и сказал: «Обрати внимание на одну песню. Стихи мои, музыка тоже. Мне ее никогда не спеть, а ты сможешь». Я и спел. Сначала дома, под гитару. Потом записал на студии. Полетов послушал и сказал: «Гони ее в репертуар, но никому