— Расскажи, — прорычал он, — что же случилось с моей матерью. Что ей сделали? — Драко изо всех сил пытался сдержать свой гнев. Его руки сжались в кулаки, когда он смотрел на нее.

— Во-первых, — сказала Гермиона, вставая и поднимая книгу, которую он бросил, а потом проверяя, нет ли повреждений, — тебе очень повезло, что ты не испортил эту книгу, потому что она моя любимая, и мне пришлось бы сделать ей новый переплет из твоей шкуры, — она замолчала, увидев его недоверчивый взгляд.

— Тебя беспокоит эта чертова книга? — настороженно спросил он.

— Во-вторых, — продолжила Гермиона, снова усаживаясь в кресло и делая глоток кофе, — если ты хочешь, чтобы я тебе что-нибудь рассказала, перестань нависать надо мной, как средневековая горгулья, и сядь, чтобы мы могли обсудить это как цивилизованные люди, — твердо добавила Гермиона.

Но Драко продолжал сверлить ее взглядом, и она заговорила более мягким тоном:

— Ты нисколько меня не пугаешь, Малфой, так что, если это то, что ты пытаешься сделать, то лучше брось это дело, оно все равно не сработает.

Гермиона наблюдала, как Драко колеблется между желанием проклясть ее и потребностью в конкретных ответах.

— Драко, я знаю, что тебе больно, и мне реально очень жаль… Хочешь верь, хочешь — нет, но я тебе не враг и не питаю обиды двадцатилетней давности за прошлые ошибки. Я просто хочу, чтобы ты посидел и послушал, пока я буду передавать то, что рассказала твоя мать. И что именно произошло с ней, — добавила Гермиона как можно деликатнее.

Гермиона не спросила, почему он не обсудил это с отцом, но не нужно было быть гением, чтобы понять это, поэтому она позвала Поппи и попросила принести поднос с закусками.

Ожидая ту, она тихо сидела и наблюдала за Драко. Тот был такого же роста и телосложения, как и отец, но в то время как у Люциуса все еще была густая шевелюра с шелковистыми светлыми волосами, волосы Драко были редеющими на макушке, а лицу не хватало сильных черт Люциуса, и Гермиона предположила, что это, должно быть, семейные черты Блэков.

Когда в дверях появилась Поппи с подносом, Гермиона налила себе бокал белого вина, а Драко налил себе бренди. Она поблагодарила Поппи и подождала, пока та уйдет, прежде чем начать говорить.

Драко сидел совершенно неподвижно, пока она повторяла историю, которую ей рассказали. Она не подслащивала ее, не приукрашивала и не добавляла никаких личных чувств по поводу какой-либо детали, и просто смотрела в лицо Драко, пока говорила. Выражение его сменилось с жесткой обиды на гнев, печаль, недоверие и, наконец, снова на гнев.

К тому времени, как она закончила, Гермиона говорила уже почти тридцать минут, она уже допила бокал вина и наполовину выпила другой, когда были произнесены последние слова. Она ждала, что Драко прокомментирует ее спич, но когда он не сделал этого, она добавила еще несколько фраз.

— Драко, мне очень жаль, что тебе пришлось услышать все это от меня, не буду притворяться, что хорошо знала твою мать, но то, что Нотт и Эйвери сделали с ней… — она была прервана резким голосом Драко, его боль и гнев были очевидны.

— Ты имеешь в виду то, что сделал мой отец? То есть, что это жалкое подобие мужчины сделало с ней за всю ее жизнь? — сердито прорычал он. — И всю мою жизнь. Он, наверняка, все это подстроил, ведь они были его приятелями. Да так хорошо, что убил мою мать! — Драко начал расхаживать по комнате, и Гермиона, почувствовав, как в ней нарастает гнев, начала защищать Люциуса.

— Драко, я не отрицаю, что твой отец совершил ошибки… но он не имеет никакого отношения к ее смерти, — она сердито посмотрела на Драко и поняла, когда он смотрел ей в лицо, что в нем вспыхнул гнев.

— МОЙ ОТЕЦ — ЛЖЕЦ! — взревел он, и Гермиона почувствовала запах бренди в его дыхании, — И все, что он говорит — это ложь… Конечно, за ее убийством стоял он, он не любил ее… она говорила мне это много раз, так что не корми меня этими дешевыми сказочками и не жди, что я их проглочу, — он со стуком поставил стакан и направился к двери.

Гермиона знала, что, возможно, пожалеет об этом, но гнев взял верх, палочка оказалась в ее руке, и заклинание было произнесено еще до того, как она осознала, что наделала. Теперь Драко оказался связан, и он издал рев ярости, когда боролся, Гермиона добавила к своему заклинанию еще и "Силенцио".

— Я отпущу тебя, Драко, только в том случае, если выслушаешь меня, но не раньше. Я собираюсь рассказать тебе о некоторых вещах, которые не являются общеизвестными. Я не буду лгать тебе, но если ты предпочитаешь, я расскажу тебе их под "Веритасерумом", хотя тебе просто придется остаться здесь, пока я не добуду ее. Тебе нужно, чтобы я принесла немного? — спросила она и подождала, пока он неохотно покачал головой, прежде чем продолжить.

— Ну, по крайней мере, спасибо и за это, — добавила она, снова усаживаясь, — итак, твой отец предоставил аврорату инсайдерскую информацию, которая привела к гибели и/или пленению двадцати четырех бывших Пожирателей Смерти, — увидев недоверие на лице Драко, она добавила: — Гарри — главный аврор и будет счастлив подтвердить мою историю, если захочешь, чтобы я позвонила ему.

— С тех пор, как они поселились здесь, мы с твоим отцом стали своего рода друзьями, — заметив поднятую бровь Драко, она добавила: — Нет, не любовниками… Я же сказала друзья, — Драко совсем не нужно было знать, что она отчаянно хочет переспать с Люциусом, и она готова была приберечь этот пикантный кусочек на другой раз… или на никогда вовсе.

— Пойми, Люциус — человек, искалеченный чувством вины, и оно пожирает его заживо. Он не только несет в себе ужасную вину за тебя, — она заметила шок Драко и продолжила: — но теперь он винит себя еще и за действия твоей матери. Мне нравится твой отец, и мне больно видеть его таким побежденным. Сейчас он — это оболочка человека, которым был когда-то, и в некотором смысле это может быть хорошо, но его дух сломлен, и я не уверена, что это можно исправить.

Гермиона уставилась на Драко, пока он обдумывал ее слова, и почти против воли следующие слова сорвались с ее губ.

— Драко, я совершила много ошибок в своей жизни, как и ты,