небольшой группы вольнодумцев — Шолье, Сирвьена, Ла Фара и т. д., - которые передали свою непочтительность Регентству. А Фонтенель, несокрушимый почти столетний старец, которому суждено было перебрасываться колкостями с энциклопедистами, уже в 1687 году опубликовал свою «Историю оракулов», лукаво подрывающую чудесную основу христианства. В экстазе своего благочестия Людовик XIV расчистил дорогу для Вольтера.

ГЛАВА III. Король и искусство 1643–1715

I. ОРГАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА

Никогда, ни до, ни после, за исключением, пожалуй, правления Перикла, правительство не стимулировало, не питало и не доминировало над искусством так, как при Людовике XIV. Artes virumque cano.

Тонкий вкус и разумные покупки Ришелье способствовали восстановлению французского искусства после Религиозных войн. Во время регентства Анны Австрийской частные коллекционеры — дворяне и финансисты — начали соперничать друг с другом в приобретении произведений искусства. Пьер Кроза, банкир, имел сто картин Тициана, сто — Веронезе, двести — Рубенса, более ста — Вандика. Фуке, как мы уже видели, собирал картины, статуи и другие предметы искусства в Во, проявляя больше осмотрительности, чем благоразумия. Людовик, уничтожив его, унаследовал его приобретения; со временем несколько других частных коллекций были собраны в Лувре или Версале. Мазарин вложил часть своего клада в искусство, которое в большей степени, чем деньги, способно избежать обесценивания. Его тонкий итальянский вкус участвовал в формировании классических пристрастий короля, и, вероятно, именно он научил Людовика XIV, что накопление, демонстрация и поощрение искусства приносит славу правителю. Эти коллекции послужили образцами и стабилизирующими нормами для художественного образования и развития Франции.

Следующим шагом была организация художников. И здесь Мазарин сыграл ведущую роль. В 1648 году он основал Академию живописи и скульптуры; в 1655 году она получила устав от короля и стала первой в ряду академий, призванных обучать художников и направлять их на службу и украшение государства. Кольбер продолжил дело Мазарина и довел до конца эту централизацию французского искусства. Хотя сам он не претендовал на художественное суждение, он стремился «сделать так, чтобы искусства процветали во Франции лучше, чем где-либо еще». 1 Он начал с того, что купил для короля гобелены Гобеленов (1662). В 1664 году он получил должность суперинтенданта зданий, которая давала ему контроль над архитектурой и сопутствующими искусствами. В том же году он реорганизовал Академию живописи и скульптуры в Королевскую академию изящных искусств. Генрих IV разместил в Лувре гильдию ремесленников для украшения королевских дворцов; Кольбер сделал этих людей ядром Королевской мануфактуры мебели для короны (1667). В 1671 году он основал Королевскую архитектурную академию, где художников побуждали строить и украшать в соответствии с одобренным королем стилем. Во всех этих обществах ремесленники находились под руководством художников, а те — под руководством единой политики и стиля.

Чтобы усилить классический уклон, который французское искусство получило при Франциске I, и очистить его от фламандского влияния, Кольбер и Шарль Ле Брюн основали в Риме Королевскую академию Франции (1666). Студенты, получившие Римскую премию в парижских академиях, были отправлены в Италию и содержались там в течение пяти лет за счет французского правительства. Они должны были вставать в пять утра и уходить в десять вечера; их обучали копированию и подражанию классическим и ренессансным образцам; они должны были создавать «шедевр» (в смысле гильдии) каждые три месяца; когда они возвращались во Францию, государство имело право первого выбора на их услуги.

Результатом такого поощрения и национализации искусства стало впечатляющее, ошеломляющее производство дворцов, церквей, статуй, картин, гобеленов, керамики, медальонов, гравюр и монет, отмеченное гордостью и вкусом — часто с чертами Le Roi Soleil. Это не было подчинением французского искусства Риму, как жаловались некоторые; это было подчинение римского искусства Людовику XIV. Стиль стремился быть классическим, ибо этот стиль соответствовал величию государств и королей. Кольбер вливал французские деньги в Италию, чтобы купить классическое или ренессансное искусство. Делалось все, чтобы перенести славу римских императоров в столицу и короля Франции. Результат поразил весь мир.

Людовик XIV стал величайшим меценатом, которого знала история. Он «оказал искусству большее содействие» (по мнению Вольтера), «чем все его собратья-короли вместе взятые». 2 Разумеется, он был самым открытым коллекционером. Он увеличил количество картин в своих галереях с двухсот до двадцати пятисот; и многие из них были результатом королевских заказов французским художникам. Он купил так много произведений классической скульптуры и скульптуры эпохи Возрождения, что Италия опасалась художественного опустошения, а Папа Римский запретил дальнейший экспорт произведений искусства. Людовик привлекал талантливых людей, таких как Жирардон или Койсевокс, для создания копий статуй, которые он не мог купить; и редко когда копии так соперничали с оригиналами. Дворцы, сады и парки Парижа, Версаля и Марли были наполнены статуями. Самым верным способом добиться расположения короля было подарить ему произведение непревзойденной красоты или признанной репутации; так город Овен подарил ему свою знаменитую Венеру в 1683 году. Людовик не был скупым; каждый год, по оценке Вольтера, он покупал произведения французского искусства на сумму 800 000 ливров и делал из них подарки городам, учреждениям и друзьям, 3 стремясь одновременно поддержать художников и распространить чувство прекрасного и любовь к искусству. Вкус короля был хорошим и принес огромную пользу французскому искусству, но он был узко классическим. Когда ему показали несколько картин младшего Теньера, он приказал: «Уберите эти гротески! Уберите эти грубости!» 4 При нем художники значительно поднялись в доходах и социальном статусе. Он лично оказывал им знаки внимания; когда кто-то пожаловался на дворянские патенты, выданные им художнику Ле Брюну и архитектору Жюлю Хардуэну-Мансару, он с некоторой теплотой ответил: «Я могу сделать двадцать герцогов или пэров за четверть часа, но чтобы сделать Мансара, нужны столетия». 5 Мансар получал восемьдесят тысяч ливров в год; Ле Брюн упивался роскошью своих особняков в Париже, Версале и Монморанси; Ларжильер и Риго получали по шестьсот ливров за портрет. «Ни один достойный художник не остался в нищете». 6

В почитании и поощрении искусства провинции подражали столице, а дворяне следовали примеру короля. В городах появились собственные художественные школы — в Руане, Бове, Блуа, Орлеане, Туре, Лионе, Экс-ан-Провансе, Тулузе, Бордо. Роль дворян как меценатов уменьшалась