слезами, её любый Вячко бился уже раненый, а она не могла помочь потому как приказ был, натягивала тетиву лука и целила в двери большой избы. Падали ранеными и вновь поднимались воины «Волчьей стаи». Наверно решив, что бой уже выигран, на залитом кровью дворе появился Шибрень, удачно подсветив себя факелом и тут же в глаз получил стрелу от хазаринки. Сразу пятёрками лучники стали валить и молодцов из охраны. Бой был кончен с последним повалившимся защитником капища. Все, кто шёл с Вячко были изранены, да и он сейчас лежал на коленях причитающей Мариде не в силах подняться. На рассвете стало понятно, что Ставок, Крев и Тетьва не переживут следующий день. Вячко не находил места, считая себя виновным, что не дал команду лучникам раньше

- Достали одного кощуна, а трое добрых ратника головы сложили, Родославу руку поломили, не воин надолго. Что про меня Андрей Любомирович скажет?

Месяц ещё провалялись на капище, заживляя раны мазями да снадобьями от Фрелафа, нас осталось девять. Капище спалили, а девок решили не резать, пусть струг правят в Волков, под приглядом Родослава. Вячко отправляя напутствовал

- Скажи Андрею Любомировичу, как дрались мы и обет себе дали, закончить начатое. Пошли пешком в земли киевские, там с неделю пути вотчина Ведагорова.

Известными Фрелафу тропами отряд Вячко уходил к следующей цели.

В середине лета я встречал струг с пятью женщинами и раненым Радогором. Планы мои опять не срастались, зато теперь знал, что жив Вячко с Фрелафом и спецназовцы ставшие мне как семья. Сбыньке дал наказ сделать знаки особые

- Назовём его «Медаль», вручать будем прилюдно оглашая заслуги, а ещё в верхнем городе на стене высечешь имена павших героями, «Волчьей стаи». Отрока поставь, есть у тебя умелый с камнем работать, токма проследи самолично, чтоб всё в точности.

Глава 25 Суд

Купечество ворчало, сопротивлялось, но брало за привезённые на торжище товары мои копейки и рубли, купить у града Волков за другую монету все равно нельзя, или свои деньги обменивать. Я не стал долго выдумывать номиналы, да и некогда удумывать итак забот полон… как говориться и да построил посреди торжища банк с обменным пунктом. Город Волков ширился, рос в высь, закутываясь в камень. Сбынька целую мастерскую организовал с отроками способными к художеству и камнерезному мастерству.

Ещё бы лет пять спокойной жизни и мне удастся сделать город своей мечты, но кто мне столько даст? Своё право на жизнь придётся отстаивать мечом.

Пока Вячко в походе, дела тайного приказа взяла в свои нежные руки Маша, доказывая, что понимание страстей людских гораздо больше знаний приносит, чем пытошная. Шептуны её по всем княжествам множились, принесла она весть мне с голубем прилетевшую, что томятся в остроге киевском мои люди, ведун Фрелаф и два гридня. Ждут суда, великого князя Владимира, за устроенное смертоубийство и разор на капище. Чует моё сердце не просто так они затягивают с решением, другой раз, да при таких-то обвинениях, всё на месте кончилось.

- Вот и меня нашли, как зацепить за живое и выдернуть из каменной крепости. Только не ведают дурни, что убить меня не лёгкая затея.

Вечером собрал большой совет, всех старшин ремесленных и военных. Воевода града Волков новый у меня теперь Родослав, а Сбыню за всем хозяйством княжества следить напутствовал.

Поперву хотел с завтрашнего дня готовить 7 снеккаров, вооружать до самого…, самому вперёд отправиться с тремя десятками «Волчьей стаи», остальные чтоб подошли через седмицу, да при всей мощи нашего оружия, коли по-тихому не сладиться. Мысль пришла крамольная

- Будет теперь в землях Гардарики новый стольный град, а тама пепелище устрою!

- Да одумался.

Увести сейчас, в конце лета, большую часть дружины под Киев – это оставить Волков без защиты до весны. Есть слабая надежда управиться сходу и уповать, что рано лёд не станет, волоки останутся полны водой. Да и не стоит на весь Киев злиться. Пришлось переигрывать.

- Иду одним кораблём, три десятка «Волчьей стаи» со мной, а ещё один десяток поведёшь ты, жена моя Мария. Быть тебе тайно в упреждении нас, на подворье Хельгу, вызнаешь все подробности и сплетни купеческие, а людей по городу скрытно отправишь. Дам тебе лучших лучников, пусть примелькаются для киевских и будут близь острога, как до дела дойдёт.

****

Киев всё тот же, особливо после мощёных улиц Волкова, вызывал больше сожаления, чем восторга и чего Владимир сетовал на купцов константинопольских, что не считают киевских ровней. Самому бы лицо отмыть для начала, а уж потом и обниматься к ним в други. Пристань по-старому подванивала рыбьей требухой, а улицы смердили нечистотами.

- Вот знали же наш пример, все заезжие купцы чистоте и порядку дивились, а чего дома того сами не учиняли поди разбери.

Сошёл с гриднями на берег, а снеккар отошёл от причала на якоря. Под восторженные возгласы праздного и работного люда, дружина выстроилась в блестящей, как серебро броне и стройными шеренгами двинулась за мной к терему на горе. Никто дорогой не препятствовал, видел я спецов своих по крышам хоронящихся весь путь до подворья княжьего. Оставил возле ворот гридней, а сам пошёл к терему.

Вышел меня приветствовать на крыльцо сам великий князь киевский с супругой, Ратибора приметил бдящего, а Сваррисона-медведя нет. Снял шлем и с поклоном приветствовал

- Здрав будь великий князь киевский Владимир! Примешь в гости, аль со двора гнать станешь?

Расположились в большом бражном зале, усадил меня по правую руку от себя, а рядом со мной воевода Ратибор пристроился и бояр полный зал, смотрят по-разному. Яства да питьё принесли

- Хорошая примета, значит разговор предполагается мирный. Варяжские обычаи сильны покудова.

Вызнавать у меня стали про правдивость новостей. Долго сказывал историю сражений с супостатами, думаю итак давно тут про всё скальды и скоморохи спели. Поведал и про беженцев и грабежи Олифа-Секиры развернувшегося при правлении Ярополка, зато того и погнал люд Смоленский на вече. Как укорот давали вольнице чуди, да норманнам. Рассказал и про заговор со стрелой, пущенной в жён моих. По лицу Владимира понял, что не дивиться он сговору волхвов. Тут и сам он заговорил

- Места силы богами определены и волхвы там по их повелению, невместно люду воле богов противиться. В холодной у меня два гридня твоих, хоть и молчат, но признали их. Ведун