…Наша рота находилась на занятиях по физической подготовке, когда прибежал посыльный из штаба и передал лейтенанту Страхову, что меня вызывает к себе парторг батальона. Я об этом узнал уже от своего командира отделения сержанта Сафронова. Заметно картавя, он сказал:

– Ефрлейтор, когда ты уже делом займешься?

Я понял смысл его слов. Часто бывало, что меня могли «выдернуть» из наряда или наоборот наложить «вето» на заступление в караул, когда в батальоне происходили сборы, совещания секретарей комсомольских организаций или другие мероприятия подобного рода. А любого командира всегда раздражает то, что его подчиненные выпадают из общего ритма жизни подразделения. Но тогда эта фраза прозвучала больше с ироническим оттенком, чем с недовольством.

«Зачем я понадобился Перякову? – размышлял я по дороге в штаб. – Если дело касается моей комсомольской работы, то почему он не сказал, чтобы я взял с собой тетради с протоколами заседаний бюро и комсомольских собраний? Обычно когда Иван Сергеевич вызывал нас на подобные занятия, предупреждал: „Не забудьте взять тетради с комсомольским хозяйством!“ Но сегодня об этом ничего не было сказано, следовательно, причина вызова заключалась в другом»

Между нами, секретарями комсомольских организаций и Иваном Сергеевичем сложился особый тип отношений. Мы полностью и во всем ему доверяли. Перяков, как и подобает настоящему партийному руководителю, часто бывал в подразделениях батальона, постоянно интересовался нашими делами и заботами: чем живут бойцы, какое у них настроение, все ли есть необходимое, помогал с организацией быта и досуга. Иван Сергеевич лично принимал участие во многих боевых операциях.

Он был намного старше каждого из нас и скорее годился нам в отцы. Вступив в члены ВКП (б) в 1924 году, Перяков обладал богатейшим жизненным и партийным опытом. Возможно, все это и стало причиной того, что мы внимательно прислушивались к его советам. А он своим авторитетом, словно магнитом, притягивал к себе людей.

По воинскому званию Иван Сергеевич был старшиной, но по силе авторитета и уважения занимал место в батальоне наравне с офицерами, если не больше. И дело было вовсе не в его служебном положении – есть люди, которые по складу своего характера на любой должности являются признанными лидерами.

– Ну что, Демин, не отсырел еще порох у минометчиков? – «издалека» начал разговор Перяков, едва я переступил порог его кабинета. Поэтому эти слова я воспринял больше как приветствие, чем как начало беседы. – Как у вас в роте идет подготовка к инспекторскому смотру?

Поздоровавшись, я ответил:

– Полным ходом, товарищ старшина. Вот увидите, мы еще утрем носы первой роте!

Дело в том, что между нами и первой стрелковой ротой во всем шло соревнование, какой бы вопрос мы не взяли – будь то служба, учеба или спорт. Если они занимали передовые места, то обязательно при этом подчеркивали: «Первая рота – во всем первая!» А если – мы, то право снисходительно смотреть с Олимпа переходило к нам. В этом случае мы уже не упускали возможности подтрунить над соперниками: «Какая же вы первая рота, если „первее“ вас другие имеются?»

Естественно, Перяков знал об этом.

– Слышал я, будто вы, минометчики, недавно чуть стрельбу «не завалили»? На троечку еле-еле вытянули? А?

Перяков решил подзадорить меня, немного «завести». Я не сразу уловил его хитрость, поэтому легко поддался на нее.

– Да кто Вам сказал такое, товарищ старшина? Напраслина это! Поклеп чистой воды! Да чтоб минометчики – и на тройку?! Нет! Явно кто-то роет под нас яму. Уж не первая ли рота? Второе упражнение мы выполнили с общей оценкой «хорошо». Твердая четверка. Но никак не тройка. Согласен, есть у нас еще нерешенные вопросы, но к инспекторскому смотру их не будет. Минометчики не подведут! Можете не сомневаться!

Перяков улыбнулся.

– Про стрельбу я просто пошутил. Никто напраслину не говорит. Это я так, шутя сказал. А что за нерешенные вопросы? Может, помощь какая нужна?

– Не надо, мы сами справимся. Есть, конечно, отдельные замечания к комсомольцам по строевой подготовке, соблюдению формы одежды, внешнему виду. Вызовем на заседание бюро ВЛКСМ, «пропесочим» для порядка и все будет в норме. А тем, кто, действительно, нуждается в помощи, окажем ее. Например, мой земляк, Мохряков уже взял наставничество над отстающими, помогает им во всем. Кстати, и спрашивает строго со своих подопечных не хуже любого сержанта.

– Молодцы! Это хорошо! Значит, за минометную роту можно не беспокоиться?

– Товарищ старшина… – обиженно протянул я.

– Понял, понял. Это я так, к слову.

Инспекторские смотры в годы войны, особенно в последние, проводились регулярно. К ним мы готовились очень тщательно. Не забывали следить за состоянием учебно-материальной базы.

Своими силами мы построили в батальоне 150-метровую полосу препятствий со всеми необходимыми элементами, оборудовали спортивный городок, установили чучела, имитирующие противника, для отработки приемов штыкового боя, выкопали и засыпали песком яму для прыжков в длину и высоту, на лесной полянке появилась волейбольная площадка.

В выходные дни у нас постоянно проходили спортивные состязания между подразделениями по бегу, рукопашному бою, стрельбе, гимнастике, учебному гранатометанию. Каждый боец за летний период обязательно сдавал нормы комплекса ГТО 1 или 2 ступени. Зимой устраивались лыжные гонки.

Комсомольская организация не оставалась в стороне от общих дел. Мы регулярно обсуждали на собраниях вопросы участия комсомольцев в спортивно-массовых мероприятиях, заслушивали отчеты секретарей бюро ВЛКСМ взводов, батарей о проделанной работе. Несколько раз пришлось держать отчет перед товарищами и мне, как секретарю комсомольской организации минометной роты.

Кстати, у минометчиков со спортом были наиболее тесные отношения, ведь без хорошей физической подготовки, выносливости, силы нам не обойтись. Попробуйте под огнем противника побегать с опорной плитой или стволом миномета на спине. А доставка боеприпасов на позиции? Одна мина весит 4,5 килограмма, а их в ящике десять штук. Мы как-то подсчитали: каждому расчету миномета приходится переносить на себе во время боя до 2-х тонн веса. Вот почему не каждого бойца определяли в минометчики, а только самых выносливых и сильных, чем мы очень гордились.

Но спорт был для нас не только средством для выживания и насущной необходимостью, но и способом для самоутверждения. Мы часто одерживали победы в спортивных соревнованиях.

В июне 1944 года в батальоне прошла малая спартакиада. Программа ее была обширной: бег на 100, 1000 метров, кросс на 3000 метров, прыжки в длину, высоту, метание гранаты на дальность, стрельба из винтовки (выполнение 4-го упражнения по курсу стрельб 1943 г.), из пулемета (выполнение 2-го упражнения), марш – бросок на 5 километров в походной форме и многое другое. А кроме того, спортивные игры: волейбол, городки, футбол. Там, где спорт, там всегда был азарт, состязательность, мужество, выносливость.

Прошедшие в мае 1944 года соревнования по легкой атлетике, закончились для нас немного неудачно – мы заняли третье место, а вторая стрелковая рота и взвод «сорокапяток» вышли в лидеры. Мы поклялись, что в следующий раз обязательно станем первыми и сдержали свое слово.

Когда в следующий раз командир батальона поздравлял Страхова с достигнутыми успехами в спорте, мы торжествующе улыбались и гордо смотрели на бывших чемпионов.

Имея хороший задел в спорте, мы достойно выдержали и главный экзамен. В приказе, изданном по итогам инспекторского смотра, наше подразделение отмечалось как одно из лучших в батальоне.

Из дальнейшей беседы с Перяковым я понял, что тема подготовки к инспекторскому смотру – вовсе не главная. Это было сделано для «затравки» разговора. Главный свой козырь Иван Сергеевич оставил «на потом».

Перяков достал из ящика стола папку с надписью на ее титульном листе: «Всероссийская коммунистическая партия (большевиков). Дело вступающего кандидата в члены ВКП (б)» и положил ее на стол. Большими буквами на ней была написана моя фамилия. Я тогда понял, для чего он вызвал меня к себе. Совсем скоро на партийном собрании должен будет рассматриваться вопрос о принятии меня в члены партии, а Иван Сергеевич, кроме того, что был секретарем партийной организации батальона, рекомендовал меня.

– Через три дня партийное собрание. Ты готов?

– Так точно, товарищ старшина,