Жаки стоял, прислонясь к стене, и выглядел так, будто что-то его забавляло.

– В этом деле сплошные психи.

– Почему?

– Таль платит деньги, чтобы за ним следили. Религиозный платит, чтобы его шлепнули. Где логика?

Я не отозвался. Сполз по стене, уселся на пол и принялся искать по карманам сигареты. Жаки немного подождал, понял, что я не собираюсь отвечать, и тоже уселся на полу по-турецки. Зажав зубами тяжелый золотой медальон, висевший у него на шее, он разделил стопку купюр на две равные части и одну из них подтолкнул мне. Я согнул пачку пополам и сунул во внутренний карман. Еще неделю назад я, может, и отказался бы взять эти деньги, но сейчас мои моральные устои лежали, замороженные, в одном из холодильников полицейского морга. Нет, я не перешел на другую сторону баррикады. Просто баррикады больше не существовало.

– Сигареты есть?

Он кинул мне запечатанную пачку «Мальборо». Я ободрал целлофановую обертку и закурил. Минуту спустя Жаки поднялся с пола, открыл шкафчик, которого я раньше не замечал, достал бутылку «Джека Дэниелса» и снова уселся рядом со мной. Мы сидели, молча курили и пили виски. Через полчаса мои мысли перестали вести себя как машинки на автодроме в луна-парке и начали выстраиваться в определенном порядке.

– Жаки, какая польза была Талю посылать ко мне Патрисию и нанимать меня следить за ним во время ограбления?

– Представления не имею.

– Ладно, спрошу по-другому. Где меня не было?

– Дома.

– А еще?

– Не знаю. Нигде.

Я улыбнулся. Он непонимающе уставился на меня. Через минуту его лицо просветлело, и он выпалил:

– Он, в отличие от всех остальных, точно знал, где ты, и мог спокойно тебя подставить, уверенный, что у тебя нет алиби.

– А почему Шимон, тот религиозный парень, заплатил Патрисии, чтобы она сказала, что нанял ее он? Какая ему была в том польза?

Жаки с минуту помолчал:

– По-моему, никакой.

– Мне тоже так кажется. Какой вывод из этого можно сделать?

– Никакого.

– В том-то все и дело. Ему от этого никакой пользы. Но кому-то польза в том была. И этот кто-то кто приказал Шимону заплатить Патрисии.

– И чего же этот кто-то пытается добиться?

– Выиграть время.

Я произнес это так резко, что Жаки вскочил на ноги, решив, что мы должны срочно куда-то бежать.

– Кто-то уже три дня заставляет меня гоняться за привидениями. У меня на хвосте висит полиция. Гора улик против меня растет. Этот человек видит, что, чем больше времени проходит, тем глубже я увязаю. Это он дергает за ниточки так, чтобы одна кукла не догадывалась о существовании другой.

– И он хотел, чтобы ты следил за Шимоном, а не за Талем?

– Не уверен. Это же не секрет, что когда-то я работал в полиции. Он понимал, что рано или поздно я выйду на Патрисию.

– И что ты собираешься теперь делать?

– А ты как думаешь? Найти его.

– И посадить в тюрьму.

Я промолчал.

– Не будь идиотом, Джош. В каждой тюряге есть как минимум три человека, которые будут счастливы свести с тобой счеты.

– Может быть.

Я с трудом поднялся. Перед глазами у меня отплясывал «Джек Дэниелс».

– Куда ты?

– К родителям.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Да. Эта бутылка.

– Бери.

Я взял бутылку и направился к выходу чуть более твердым, чем требовалось, шагом.

Жаки с сигаретой в зубах улегся на железную койку и закинул руки за голову.

– Жаки, а все-таки, почему ты мне помогаешь?

– Ты не поверишь, даже если я скажу правду.

– Попробуй.

– Правду?

– Только правду.

– Ты мне нравишься.

– Не может быть.

– Я же сказал.

– И все-таки?

Он снова сел.

– Четыре с половиной миллиона долларов – это очень большие деньги. Кое-что может перепасть и маленькому Жаки.

– А если нет?

– Нет так нет, – ухмыльнулся он. – Главное, что пока мне не скучно.

Он снова улегся и закрыл глаза. На его лице замерла счастливая улыбка.

Снова пошел дождь. Я несколько минут простоял рядом с машиной, задрав лицо и пытаясь поймать губами немного воды. Когда я опустил голову, меня так повело, что на какую-то кошмарную долю секунды мне показалось, что я ослеп. В конце концов я кое-как завел «БМВ» и со средней скоростью сорок километров в час поехал к родителям. Спящие кварталы казались мне призраками. Если в мире и существовало место, которое я мог считать своей территорией, это был квартал, в котором жили мои родители, – улица Фруг, к западу от Дизенгоф. Возле их дома стоял Чик с двумя не знакомыми мне молодыми полицейскими. Его рука демонстративно лежала на груди. Большой и указательный пальцы вытянуты, остальные поджаты. Я помнил этот знак: «Свой». Им пользуются в отделах по борьбе с наркотиками австралийской полиции, когда во время облавы попадается сынок какой-нибудь важной персоны и его нужно быстро и элегантно вытащить. Мы с Чиком однажды ездили в Австралию с лекциями и как-то вечером в Мельбурне пошли выпить с одним инспектором, рыхловатым ирландцем, который рассказывал похабные анекдоты и между делом прикончил две бутылки виски «Бушмилс». При этом голубые прожилки у него на носу даже не поменяли оттенка. Я хорошо запомнил тот вечер потому, что один упившийся вдрызг полицейский отпустил какую-то антисемитскую шуточку, после чего мы с Чиком и ирландцем разнесли этот паб в щепки. В пять утра, когда над Мельбурном занялся лиловый рассвет, мы втроем стояли у забора во дворе местного полицейского участка и мочились. Мимо нас прошла шумная группа: несколько полицейских вели группу задержанных. Полисмены на секунду остановились отдать честь инспектору. Он отсалютовал им в ответ, и, когда отнял руку ото лба, мы увидели, что он вытянул большой и указательный пальцы в направлении одного из арестованных. Это был юноша с пухлыми плечами и обвисшим брюшком. Один из полицейских подошел к нему, снял наручники и дал ему чудовищного пинка под зад. Парень упал на четвереньки, быстро вскочил и со всех ног пустился бежать, пока не исчез за углом. Инспектор обернулся к нам с извиняющейся улыбкой: «Сын мэра. Вечно влипает в неприятности, молодой придурок». Наши лица выразили недоумение, и тогда он объяснил нам значение своего жеста. Мы с Чиком пару раз прибегали к нему, когда работали по делам о наркотиках. В отношении особо важных персон все полиции мира ведут себя одинаково.

Я подошел к Чику. Он пожал мне руку и сказал:

– Здравствуйте, господин Ширман. Я очень сожалею о вашей племяннице.

– Спасибо, друг мой. Прошу прощения, не помню вашего имени.

– Чик. Я приходил к вам вместе с Джошем.

– Ах, да. Конечно. Спасибо большое. Джош там?

– Боюсь, что он не придет. Его