Джета охватила паника, вслед за которой на него обрушилась сокрушительная волна отчаяния. Он знал характер Мьюринн: пойди он сейчас следом, она бы точно спустила курок.

И он беспокоился о ее будущем ребенке, о стрессе, которому невольно ее подверг. Его захлестнуло чувство вины. Джет был обязан обеспечить ее безопасность, но не мог вызвать полицию. Ситуация вышла из-под контроля, и он понятия не имел, кто может быть замешан в этой истории.

Поэтому позвонил единственному человеку, которому доверял, – своему другу Гамильтону Броку, бывшему морскому пехотинцу, участнику двух войн в Персидском заливе. Это был тот, кому Джет доверил бы свою жизнь. Брок также был волонтером поисково-спасательной службы Сэйв-Харбора и не раз рисковал своей жизнью ради коллег.

Как всегда, Брок был готов помочь и сказал, что сейчас приедет. Джет поблагодарил его, повесил трубку, а сам задумался о том, что и его отец тоже регулярно рисковал жизнью ради спасения застрявших в шахте людей.

«Тогда тебе не составит труда спросить его об этом. Или ты собираешься просто все забыть, замести прошлое под ковер?»

Мьюринн была права: он должен непременно поговорить с отцом. Прямо сейчас. Неважно, что он выяснит: он должен посмотреть правде в глаза.

Домой Джет не поехал, оставшись в машине на подъездной дорожке дома Мьюринн: ждал, когда приедет Брок. Он сидел, опустив окно и выставив локоть, и вскоре увидел знакомый внедорожник.

– Я оставил ей по голосовой почте сообщение, что кое-кого к ней пришлю. Мьюринн не взяла трубку, но я почти уверен, что она его прослушала. И должна тебя ждать.

Брок криво улыбнулся.

– Без проблем. – Он был явно смущен. – Ты сам-то в порядке, приятель?

– Да. Просто присмотри за ней, ладно? Я все объясню позже.

Брок высунулся из окна и похлопал ладонью по капоту его пикапа.

– Не беспокойся. Когда ты вернешься, она будет ждать тебя целой и невредимой.

Джет поехал в дом родителей. Северная ночь была сумрачной, но не темной. Луны не было видно. Вокруг царила жутковатая тишина.

Из кустов выскочил койот – и замер в свете автомобильных фар. Джет резко ударил по тормозам. С бешено колотящимся сердцем он подождал, когда животное придет в себя и побежит к деревьям, и лишь потом включил передачу.

Но это небольшое происшествие еще сильнее выбило его из колеи.

«Что еще ты скрываешь? Тот факт, что твой отец убил мою семью? Или ты собираешься замести прошлое под ковер?»

Печальная правда состояла в том, что да, Джет мельком подумал об отце, когда Мьюринн впервые показала ему фотографии Айка и обмолвилась о дружбе Адама с Чоки Мораном. Но он, Джет, загнал эти мысли в дальние закоулки своего разума. Он не желал даже думать о том, что отец мог быть преступником, хотя все признаки были налицо.

Замечал ли он их много лет назад? Или подсознательно отказывался посмотреть правде в глаза? И насколько он лучше остальных людей, которые пытались скрыть улики, как, например, Айк Поттер или полицейский, который изъял из дела снимки?

Проехав по подъездной дорожке родительского дома, Джет немного посидел в машине, борясь с самыми худшими опасениями. Он должен прямо спросить отца. Независимо от последствий. Ведь кто, как не он сам, сказал Мьюринн, что время секретов прошло?

Джет громко постучал в дверь. Ему открыла мать, на ходу перевязывая поясом халат.

– Джет? Что случилось? Боже, ты выглядишь ужасно! Заходи.

– Мне нужно поговорить с папой.

В ее глазах мелькнула тревога:

– Что происходит?

Джет молча шагнул мимо матери в прихожую и поднял один из отцовских рабочих ботинок… как раз в тот момент, когда тот вышел к нему из гостиной.

– Джет?

Он ничего не ответил. Лишь перевернул ботинок и прочитал на ребристой подошве: десятый размер. Его грудь будто сжало тисками.

Джет посмотрел на отца.

Адам Ратледж посмотрел на обувь в руках сына, затем медленно поднял глаза и встретился с ним взглядом. Он ничего не сказал, но при виде выражения отцовского лица сердце Джета защемило.

Он опустил ботинок и прошел в гостиную – прямо к буфету.

– Хочешь выпить, папа? Потому что мне это чертовски необходимо.

Он налил на два пальца виски и выпил. Затем с горящими глазами налил еще.

Пристально глядя на сына пронзительно-синими глазами, отец, прихрамывая, вошел в комнату. Джет смотрел на его ковыляющую походку. Все было именно так, как и описал траппер Джо: перфекционист, специалист по взрывчатым веществам, опытный шахтер, на теле которого рудник Толкин оставил боевые шрамы. А какие шрамы остались у отца глубоко в душе? Какие тайны похоронены там? Какая вина?

– Куда ты сегодня летал на самолете, сынок? – спросил Адам, стиснув зубы. – К кому ты летал?

– К трапперу Джо. У Гаса были снимки с места преступления со следами злоумышленника, взорвавшего шахту. Ты знал об этом?

Отец сглотнул.

– Нет, – тихо ответил он.

– Мы показали эти снимки Джо. Нам было интересно услышать, что он расскажет о человеке, который оставил эти следы.

– И потом ты пришел сюда взглянуть на мои ботинки?

– Потому что эти следы оставил шахтер-ветеран с десятым размером обуви, хромающий на левую ногу. Специалист по взрывчатым веществам, у которого был сообщник, ожидавший у проходной Содваны, пока он закладывал заряд.

Джет умолк в надежде услышать объяснение. Или же отрицание. Но отец молчал. Мышцы его шеи напряглись, пальцы правой руки подергивались.

– Это твоих рук дело, папа? Ты поддержал забастовку, заложив заряд и убив двенадцать человек?

– Джет! – с порога крикнула мать.

– Не вмешивайся, мама! – холодно сказал он, глядя на отца и в глубине души желая, чтобы тот все отрицал, чтобы предложил некое правдоподобное объяснение – да что угодно!

Вместо этого лицо Адама Ратледжа стало пепельно-серым.

К горлу Джета подступила тошнота. Она смешалась с едким обжигающим вкусом виски. Но он должен был довести дело до конца. Он должен выбрать сторону, и этой стороной должна стать справедливость. Это был единственный выход – единственный способ покончить с тайнами, залечить боль жителей городка.

И это был единственный способ наладить отношения с Мьюринн.

Джет допил остатки виски и со стуком поставил стакан.

– Так ты убил и Гаса О’Доннелла?

Отец заметно напрягся, но ничего не сказал. Мать Джета разрыдалась.

Он повернулся к ней:

– Мама, ты знала, что тот взрыв устроил отец? – Его голос оставался ледяным. – Ты подозревала, что это его рук дело? Или просто закрыла на все глаза, чем помогла похоронить этот секрет, как и весь этот остальной богом забытый городишко?

Ее плач превратился в рыдания, и сердце Джета сжалось еще сильнее. Он смотрел на родителей, и его глаза жгли слезы.

– Вы ведь не собираетесь ничего из этого отрицать? – спросил он, все еще отказываясь верить.

Мать лишь тихонько плакала. Отец свирепо смотрел на него. Тело Джета гудело от напряжения.

Дрожа от гнева, Джет выбежал из дома. Весь его мир рухнул.

Сетчатая дверь с глухим стуком закрылась за ним. Этот звук эхом прокатился по белесой безлунной ночи.

Джет шагал к пикапу, и на него накатывали волны яростного гнева и боли. Сетчатая дверь позади внезапно распахнулась. Услышав, как его отец ковыляет по гравию, Джет напрягся.