внимание на ОУН как на серьезную опасность. В Кремле и не без оснований полагали, что озлобленный Коновалец и его единомышленники после срыва акции по Литвинову и ареста «группы Мищуги» могут пойти на осуществление еще более дерзких террористических, диверсионных операций и активизируют бандитско-повстанческую деятельность в западных областях Украины.

Чтобы сорвать эти замыслы главарей ОУН и стоящих за их спинами германских спецслужб, советские руководители приняли как политическое, так и юридически обоснованное решение привести в исполнение смертный приговор, вынесенный Коновальцу в 1921 году Верховным судом Украинской ССР за совершенные им злодеяния во время Гражданской войны.

Выполнение столь ответственного задания было поручено очередному «верному сталинскому наркому», державшему в страхе всех врагов советской власти в своих «ежовых рукавицах», Генеральному комиссару государственной безопасности Николаю Ежову. В том, что приговор суда будет приведен в исполнение, у Сталина не возникало ни малейших сомнений. Все его предыдущие поручения Ежов выполнял беспрекословно и, как итог, занял один из ключевых постов в Советском государстве, наркома НКВД СССР. Этих карьерных высот он достиг, казалось бы, вопреки всему.

В шесть лет Ежов чудом спасся, случайный прохожий вытащил тонущего мальчугана из полыньи на Неве. Воспаление легких надолго свалило его в постель и сказалось как на здоровье, так и на росте. На улице сверстники поддразнивали: от горшка два вершка и того не видно, поэтому в школу ему пришлось пойти в десять лет. В 1905 году он с грехом пополам окончил первый класс начального училища, и на том учеба прекратилась. Причина состояла не в отсутствии у него ума, а в материальном положении семьи. Ежовы с трудом сводили концы с концами и вынуждены были отдать сына в подмастерья в слесарно-механическую мастерскую. В ней он не задержался, в нем проснулась тяга к портняжному делу, и он сменил профессию. Спустя годы навыки шитья, приобретенные в юности, пригодились Ежову в должности наркома НКВД СССР. Самые что ни на есть липовые дела, состряпанные им самим и подручными, были «шиты белыми нитками», однако проходили в судах без сучка и без задоринки. Все это у него было еще впереди. А тогда, в бурные предреволюционные для России годы он не был замечен полицией в антигосударственной деятельности. В отличие от ребят с рабочих окраин, подтаскивавших на баррикады оружие пролетариата — булыжники, юный Коля предпочитал затворничество. Книга стала его постоянным спутником и самым близким другом. Он запоем читал все подряд, за что от сверстников получил прозвище: «Колька-книжник».

Самостоятельная жизнь для него началась рано. В 1907 году в 12 лет юный Ежов отправился на заработки в Литву. До 1909 года трудился на заводе Тильманса в городе Ковно, затем возвратился в Санкт-Петербург и пять лет проработал на кроватной фабрике Путиловского завода. Возмужавший и подросший, голова уже торчала над столом — он, наконец, был замечен вожаками большевиков и вовлечен в подпольную работу. Несмотря на маленький рост в 151 сантиметр и тихий голос, бдительное око полиции разглядело в нем одного из будущих советских вождей и выслало в провинцию. Местные столоначальники не стали морочить себе голову и от греха подальше отправили его в армию.

К концу 1915 года положение на фронте складывалось не в пользу России, и Ежова в числе других новобранцев бросили затыкать бреши в обороне. В одном из боев он получил тяжелое ранение и чудом выжил, шесть месяцев провел на больничной койке, после выздоровления возвратился в армию, в команду нестроевых Двинского военного округа, где и встретил Февральскую революцию. Тогда-то и пробил его звездный час, и не только его, а и тысяч тех, «кто был никем» и кого революция сделала «всем». В марте 1917 года он вступил в РСДРП(б) (партию большевиков. — Примеч. авт.) и принял деятельное участие в создании партийной ячейки в Витебске.

С того дня начался долгий путь восхождения Ежова к вершине властной пирамиды в СССР. Уступая в росте, внешности и в голосе трибунам-революционерам и отчаянным рубакам-командирам, он, несмотря на обширные книжные знания и пролетарское происхождение, долго прозябал на второстепенных партийных и административных должностях. До конца 20‐х годов ему пришлось помотаться по периферии и заниматься рутинной партийной работой в Татарстане, Марий Эл и Киргизии.

В гору Ежова пошел, когда в стране махровым цветом расцвел бюрократический социализм Сталина. Партийный аппарат взял верх над старой «ленинской гвардией», теперь в нем многое, если не все, решала «функция». Умение «винтика» в многосложной бюрократической махине грамотно составить бумагу и подать ее наверх, вовремя уловить, в каком направлении дуют ветры во властных кабинетах, ценилось больше всего. В этом Ежов мог дать фору недавним кумирам народных масс и творцам революции. Исключительная исполнительность, красивый почерк, отработанный стиль письма, пусть медленно, но помогали ему подниматься по служебной лестнице. Его начальники, получив очередное назначение, не забывали про «скромную трудовую лошадку», безропотно везущую «воз дел», и тащили за собой.

В 1927 году Ежова выдвинули на должность помощника заведующего организационно-распределительного отдела ЦК ВКП(б), это назначение стало поворотным в его судьбе. Оказавшись в Москве, да еще в составе партийного аппарата, он почувствовал себя как рыба в воде. Смехотворный рост — злые языки шутили: «Нашего Колю можно заметить по тени или по шороху», неброская внешность и тихий нрав делали его в глазах ярких и амбициозных коллег не конкурентом в борьбе за близость к НЕМУ — Вождю. Ежов же до поры до времени терпел насмешки коллег-конкурентов, тихим сапом карабкался по аппаратной лестнице и дорос до должности заместителя председателя Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) — партийной инквизиции. На ней он, возможно бы, и застрял, если бы не случай.

1 декабря 1934 года громом средь ясного неба прозвучало убийство в стенах «партийного храма» — в Смольном первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии, «любимца партии» Сергея Кирова. События, связанные с ним, послужили трамплином для прыжка Ежова на самую вершину властной пирамиды. 2 декабря он в составе партийно-чекистского десанта, возглавляемого Сталиным, высадился в Ленинграде. Ежову поручили по линии Комитета партийного контроля провести проверку состояния дел в ленинградской партийной организации.

В отличие от начальника УНКВД по Ленинградской области заслуженного чекиста Филиппа Медведя, расценившего действия убийцы — Леонида Николаева, приревновавшего Кирова к своей супруге — Мильде Грауде, как уголовное преступление и поплатившегося за это головой, Ежов с полунамека понял Сталина, что в Северной столице засели «враги советской власти». Он, подобно Малюте Скуратову, принялся безжалостно искоренять политическую вольницу и фронду в партийных организациях Ленинграда. Ему удалось разглядеть за спиной убийцы-ревнивца далеко