Шрифт:
Закладка:
Усердие, проявленное Ежовым при зачистке политического поля от конкурентов, Вождь учел в своем новом кадровом пасьянсе. Ключевое место в нем занимал нарком НКВД, действующий его глава — Генрих Ягода (Гершенович. — Примеч. авт.), руками которого он ранее расправился со сторонниками Троцкого. В последнее время тот стал заигрывать с «новой оппозицией» в лице Зиновьева (Радомысльского. — Примеч. авт.), Рыкова, Каменева (Розенфельда. — Примеч. авт.), Радека (Собельсона. — Примеч. авт.). В руках Ягоды находился не только грозный Наркомат внутренних дел, но и серьезный рычаг воздействия на армию и флот через подчиненную ему военную контрразведку. Чтобы лишить Ягоду этой опоры, Сталин использовал хорошо отработанную схему. 26 сентября 1936 года по «рекомендации» Политбюро ЦК ВКП(б) для укрепления «важной народно-хозяйственной отрасли» Ягоду перевели на должность наркома связи СССР.
В тот день хозяином Лубянки стал Ежов, и те, кто еще вчера барственно похлопывал его по плечу, теперь за версту раскланивались. С момента назначения он, как и Сталин, получил доступ к «особым материалам». Сообщения тайных осведомителей, агентов, записи телефонных переговоров, данные перлюстрации почтовой переписки и не только оппозиционеров, а и на тех, кто находился рядом со Сталиным, были аккуратно пронумерованы и подшиты в «особые папки». Годами в них копилась подноготная на партийных функционеров, героев и народных кумиров, чтобы, когда придет час, по одному движению пальца Вождя, а теперь и его — Ежова — низвергнуть их в земной ад.
Те немногие из чекистов, кто чудом уцелел во время репрессий, ставшие свидетелями воцарения Ежова, вспоминали: первым делом он спустился в расстрельные камеры внутренней тюрьмы и распорядился сменить истрепанные пулями пеньковые канаты на стене, к которой ставили приговоренных к расстрелу. Новый нарком готовился к поголовному укосу противников Вождя, известному в советской истории как «Большой террор».
Перед тем как чудовищная кровавая волна должна была накрыть всю страну и погрести под собой сотни тысяч жертв, Ежов получил от Вождя карт-бланш на уничтожение всех тех, кто сомневался в его непогрешимости. Это невиданное возвышение и полномочия были подкреплены воистину царскими подарками, о которых не могли мечтать даже заслуженные боевые генералы. 28 января 1937 года на плечи бывшего рядового 3‐го пехотного полка еще той, императорской армии, скатилась маршальская звезда — Ежову было присвоено высшее специальное звание в системе органов государственной безопасности — Генеральный комиссар, спустя шесть месяцев 17 июля на его тщедушной груди появился орден Ленина, а 25 октября того же года к нему прибавился орден Красного Знамени.
Новая должность пробудила чудовище, дремавшее в глубине черной души этого невзрачного человечка. Первым делом 28 марта 1937 года он лично арестовал своего предшественника — Ягоду. Бывший нарком, во многом преуспевший в создании машины по борьбе с контрреволюцией и антисоветским элементом, подвергнутый жестоким допросам, быстро поплыл. Ежову и его подручным не пришлось прибегать к изощренным пыткам, Ягода дал «развернутые признательные показания об участии в «Правотроцкистском антисоветском блоке», а в последующем выступил с обличением его участников на открытом судебном процессе.
13 марта 1938 года Военная коллегия Верховного суда СССР за «организацию троцкистско-фашистского заговора в НКВД, подготовку покушения на т. Сталина и Ежова, подготовку государственного переворота и интервенцию» приговорила Ягоду к высшей мере наказания, на следующий день он был расстрелян. Режиссуру «открытого судебного процесса», написанную в кремлевском кабинете Сталина, Ежов исполнил точно до буквы, до запятой. Не только Ягода, позже остальные подсудимые, участники «Правотроцкистского антисоветского блока» — Бухарин, Рыков и другие — дружно каялись в преступлениях, которых не совершали, но это не спасло их от смерти.
Колесо репрессий, запущенное Сталиным, продолжало катиться по стране, одних, давя в кровавую лепешку, других превращая в лагерную пыль. Записи в журнале посещений Сталина не оставляют сомнений в том, что главным режиссером чудовищных сценариев различных заговоров как действительных, так и в большинстве своем порожденных в его воспаленном сознании являлся он сам. За два с лишним года руководства Ежовым НКВД СССР Вождь принял его 290 раз! Общая продолжительность встреч Ежова со Сталиным составила 850 часов. Чаще, чем Ежов, с ним встречался только нарком В. Молотов.
К осени 1937 года репрессии прибрели безумный размах. Можно предположить, что большую часть времени у Сталина с Ежовым занимало не обсуждение вопросов, связанных с противодействием разведывательно-подрывной деятельности иностранных спецслужб и направляемых ими зарубежных националистических формирований, а разработка различных сценариев судебных процессов над участниками т. н. «Московского центра», «Ленинградского центра», «Троцкистско-зиновьевского террористического центра», «Правотроцкистского блока», «Военно-фашистского заговора в Рабоче-Крестьянской Красной армии», «Украинского национального центра», «Военно-офицерской организации» (дело «Весна». — Примеч. авт.) и множества других. После их завершения и ликвидации «заговорщиков, террористов и вредителей» политическое поле в СССР было полностью зачищено от оппозиции. На нем несокрушимой глыбой высился только он один — «великий и непогрешимый товарищ Сталин», и тогда его взгляд обратился на внешних врагов — Троцкого и главарей ОУН. Они должны были умереть!
Молодой сотрудник помощник начальника 4‐го отделения 7‐го отдела ГУГБ НКВД СССР Павел Судоплатов был далек от того, что происходило в высоких кремлевских кабинетах, он жил воспоминаниями о прошедшем празднике, посвященном 20‐й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.
Выступавший на торжественном собрании коллектива управления начальник ГУГБ НКВД СССР комкор Михаил Фриновский отметил Павла в числе лучших сотрудников и подчеркнул его заслуги в борьбе с украинскими националистами. Спустя шесть дней 13 ноября 1937 года за «успешную разведывательную работу в условиях повышенного риска» старший лейтенант Судоплатов был награжден орденом Красного Знамени. Орден стал первой столь высокой наградой за 12 лет службы в органах госбезопасности.
Праздники закончились. Павел продолжал приходить на работу в приподнятом настроении, его не могла убить даже такая рутинная процедура, как приобщение документов в материалы оперативных дел. За то время, что ему пришлось выполнять задания, находясь за границей, их: разведывательных донесений из закордонных резидентур, сообщений агентуры, внедренной в ОУН, указаний руководства, накопилась целая гора. Павел часами не выпускал из рук иголку, шило, нитки и до синяков наколол себе пальцы. На незлобное подтрунивание коллег он добродушно отвечал, что самое острое оружие чекиста — это шило с иголкой, а чтобы у начальства не было претензий, дела надо шить не белыми, а серыми нитками.
Очередной рабочий день начался для Павла с этого неблагодарного занятия. После обеда он, наконец,
