Жизнь Павла впроголодь и под подозрением продолжалась почти два месяца. Коновалец ждал доклада о результатах проверки «племянника старого друга». Она завершилась благополучно, подтверждением тому служило появление в Хельсинки посланцев Коновальца — Грибивского (Канцлера. — Примеч. авт.), приехавшего из Праги, и Андриевского — из Брюсселя. К ним присоединился Полуведько, и они все вместе пароходом отплыли в Стокгольм. Перед посадкой Павлу вручили литовский паспорт на имя Николса Баравскакса.

Липа, которую сляпали то ли в абвере, а скорее в литовской спецслужбе, была выполнена столь топорно, что Павел едва не погорел на паспортном контроле в Стокгольме. В паспорт была вписана фамилия ни Баравскакса, а некоего Сциборского, как оказалось, члена Центрального провода ОУН, и вклеена его же фотография. Павел оказался на грани провала. Ситуацию спас Полуведько, имевший задание от советской разведки обеспечить контроль за Павлом вплоть до вывода его на Коновальца. Он устроил скандал, обвинил портовые службы в путанице с паспортами, и это сработало. Дальнейший путь в Германию прошел гладко, незримая тень абвера оберегала их от эксцессов, подобных стокгольмскому. В Берлин они прибыли в июне 1936 года.

Столица Германии встретила Павла вылизанными до зеркального блеска улицами и площадями, бравурными маршами, колоннами марширующих коричневорубашечников и огромными красными полотнищами на фасадах зданий, где размещались государственные учреждения. Под порывами ветра полотнища трепетали, на них вздувалась и паучилась зловещая свастика. Она была повсюду: в окнах трамваев, машин и домов. Все, что наблюдал и слышал Павел, подтверждало разведывательную информацию советской берлинской резидентуры — фашизм в Германии набирал силу и уже ничто, и никто был не в силах его остановить. Некогда мощное рабочее движение фашисты обезглавили, его лидеров Эрнста Тельмана, Гейнца Неймана, Германа Реммеле и других заключили в концлагеря, а те коммунисты, что избежали ареста, ушли в глубокое подполье.

После всего увиденного и услышанного у Павла не оставалось сомнений в том, что будущая угроза для СССР исходит именно из Германии. Прогноз Слуцкого, Шпигельглаза и Горожанина, что война с ней не за горами, находил свое подтверждение. Какую роль в ней германские спецслужбы отводили ОУН, ему предстояло выяснить, но для этого требовалось войти в доверие к Коновальцу. Судя по тому, как он себя вел, «племенник старого друга» был для него «темной лошадкой». Об этом Павлу говорил «почетный эскорт» из Полуведько, Грибивского и Андриевского. В их сопровождении он отправился на явку с Коновальцем. Вот как Павел Анатольевич описывает эту первую и определяющую встречу с главарем ОУН:

«…Наша встреча проходила на квартире, находившейся в здании музея этнографии и представленной ему германской разведслужбой. Он расспрашивал меня обо всем с большим пристрастием» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 25).

Результатами беседы с «племянником друга» Коновалец остался доволен. Он увидел в нем перспективного кандидата на роль будущего личного представителя ОУН на Украине и, подключив свои связи в абвере, договорился о прохождении Павлом курса специальной подготовки. С сентября 1936 года и в течение трех месяцев уже опытный советский разведчик, всячески скрывая ранее полученные навыки, осваивал азы разведывательно-диверсионной деятельности в лейпцигской спецшколе.

Опыт, полученный Павлом Анатольевичем во вражеской спецслужбе, сыграл неоценимую роль. Спустя пять лет, когда началась Великая Отечественная война, знания, полученные им в абвере, позволили уже в качестве начальника Особой группы при наркоме НКВД СССР организовать ее эффективную деятельность в борьбе с гитлеровскими спецслужбами.

Во время учебы, как отмечал Павел Анатольевич:

«…я имел возможность познакомиться с оуновским руководством» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 27).

Подготовка в спецшколе стала серьезным испытанием Павла и могла закончиться для него провалом. Ее работу курировал один из будущих руководителей «Абвера‐2», опытный профессионал полковник Эрвин фон Лахузен. Отбирая из числа слушателей будущих перспективных агентов германской разведки, он положил глаз на Павла.

«…я отверг предложение о моей встрече с полковником Лахузеном из штаб-квартиры абвера. Вступать в прямые контакты с германской разведкой было бы рискованно, так как немцы могли принудить меня к сотрудничеству» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 28).

После завершения учебы в абвере Коновалец взял Павла с собой в инспекционную поездку для проверки структур ОУН в Западной Европе и заодно, чтобы ближе к нему присмотреться. Она заняла три недели. Одним из первых пунктов их маршрута стал Париж.

На дворе стоял декабрь. Однако зима не спешила вступать в свои права и напоминала о себе лишь легкими заморозками по утрам и изредка короткими моросящими дождями. В тот день, когда Павел и Коновалец вышли из поезда и ступили на перрон парижского вокзала, осень ненадолго возвратилась в столицу Франции. Со стороны Атлантики подули теплые ветры, и небо прояснилось. В просветах между облаками проглянули небо василькового цвета и зимнее солнце, изрядно потускневшее за знойное лето и жаркую осень. Оно нехотя согревало нежным теплом горожан, лениво плескалось блеклыми лучами в пронзительно синих водах Сены и тусклыми бликами поигрывало на бронзово-золотистом ковре из опавших листьев.

Париж предстал перед Павлом в своем самобытном и неповторимом виде. В нем самым невероятным, самым непостижимым образом, в гармоничном сочетании архитектурных линий, образов и цветов совмещалось, казалось, несовместимое. В ажурных арках мостов, соединявших берега Сены, в величественных дворцах, немых свидетелях исторических событий, под сводами которых звучали голоса гениев, и в самом воздухе вопреки неумолимому времени продолжал сохраняться неистребимый дух романтики, невероятных приключений и большой любви, воспетых с такой пронзительной силой и мощью в великих произведениях Александра Дюма и Жюля Верна.

Павел впервые оказался в Париже и не мог не поддаться магии этого неповторимого города. Он так вспоминал о нем:

«…Я был под огромным впечатлением от Парижа и остаюсь его поклонником до сегодняшнего дня» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 30).

Поселившись в отеле, Павел и Коновалец, не откладывая дела в долгий ящик, приступили к инспекции парижских структур ОУН. За чередой встреч с представителями из числа первой волны эмиграции второй половины XIX века и следующей, последовавшей после революции и Гражданской войны в Малороссии, а также французскими политиками и местными нацистами, поддерживавшими украинских националистов, Павел не забывал о главном — о встрече со связником Центра.

Улучив момент, он покинул Коновальца и, меняя транспорт: такси, автобус, метро, отправился на явку. Она была назначена на углу Плас де Клиши и бульвара де Клиши. Осмотревшись по сторонам и не заметив поблизости враждебных глаз и ушей, он, приближаясь