не можем освободить других, если забыли вкус свободы. Образование – это истина в состоянии передачи; но как мы можем передать истину, если она никогда не попадала нам в руки? Таким образом, пример образования наиболее ясно раскрывает идею этой книги. Напрасно спасать детей, ведь они не смогут навсегда остаться детьми. Согласно гипотезе об образовании, мы учим мальчиков быть мужчинами, но как можно так просто научить других идеалам мужественности, если нет надежды достичь их самим?

Я знаю, что некоторые сумасшедшие педанты пытались преодолеть эту трудность, утверждая, что образование – это вовсе не обучение с помощью инструкций или авторитета. Они представляют процесс как исходящий не извне, не от учителя, а происходящий полностью изнутри ученика. Они вспоминают античные концепции, согласно которым образование – это раскрытие дремлющих способностей каждого человека. Где-то в глубине тусклой души мальчика мерцает исконное стремление освоить греческую фонетику или носить чистые воротнички, а учитель только мягко и нежно освобождает это плененное стремление. В новорожденном младенце запечатлены внутренние секреты того, как есть спаржу и когда произошло сражение при Бэннокберне. Педагог лишь выявляет скрытую любовь ребенка к делению столбиком, только подводит к предпочтению молочного пудинга пирогам. Я не уверен, что признаю этот вывод: я знаком с обидной истиной, что слово «педагог» в применении к античному школьному учителю не означало вождя, высвобождающего способности молодежи, но всего лишь дядьку, водившего малышей на прогулку. Но я весьма уверен в том, что не согласен с самой доктриной; я думаю, что ребенок не может быть источником педагогических доблестей, как не может быть источником грудного молока. Действительно, в каждом живом существе есть набор сил и функций, но образование, если это слово что-то значит, подразумевает создание определенных форм и обучение конкретным целям. Человеческая речь – наиболее очевидный тому пример. Вы действительно можете «извлечь» из ребенка визги и ворчание, просто толкая его и дергая, – приятное, но жестокое времяпрепровождение, к которому пристрастились многие психологи. Но вам придется долго ждать и очень терпеливо наблюдать, прежде чем удастся извлечь из ребенка английский язык. Язык нужно вложить в него, а не извлекать – вот и все.

VI. Неизбежная власть

Но важно здесь только то, что вы никак не можете избавиться от авторитета в образовании; родительский авторитет не столько нужно сохранить (как говорят бедные консерваторы), сколько его нельзя уничтожить. Мистер Бернард Шоу однажды сказал, что ему не нравится идея формирования детского ума. В таком случае мистеру Бернарду Шоу лучше повеситься, потому что он ненавидит нечто неотделимое от человеческой жизни. Я упомянул термины «педагогика» и «раскрытие способностей» только для того, чтобы указать, что даже этот умственный трюк не устраняет неизбежную идею родительского или школьного авторитета. Работа педагога, «вытягивающего» нечто из ребенка, столь же произвольна и принудительна, как и вмешательство инструктора, который что-то вкладывает: вытянуть можно лишь то, что вы выбрали. Значит, педагог решает, что в ребенке развивать, а что нет. Он (как я полагаю) не вытягивает забытую способность подделывать чек. Он (по крайней мере, пока) не выводит робкими шагами на свет скромный талант палача. Единственный результат столь тщательного разграничения педагога и инструктора сводится к тому, что инструктор вкладывает то, что ему нравится, а педагог то, что ему нравится, вытягивает. Над существом, которого тычут и тянут, в любом случае совершается интеллектуальное насилие, и мы все должны принять на себя ответственность за это. Образование – это насилие, потому что это творческий процесс. Это творческий процесс, ибо образование – дело человеческое. Оно столь же безрассудно, как игра на скрипке, столь же догматично, как рисование картины, неумолимо, как строительство дома. Короче говоря, оно происходит так же, как любое человеческое действие: вмешательство в жизнь и рост. Вот почему кажется ерундой и даже глупостью вопрос, говорим ли мы об этом ужасном Человеке, художнике-мучителе, как о ком-то, кто вкладывает в нас нечто, подобно аптекарю, или как о ком-то, кто вытягивает из нас что-то, подобно дантисту.

Дело в том, что Человек делает то, что ему нравится. Он заявляет о праве взять под свой контроль мать-природу, он заявляет о праве сделать из ребенка Сверхчеловека по своему образу и подобию. Стоит только отказаться от этой творческой власти человека, и весь отважный натиск, который мы называем цивилизацией, начинает колебаться и разваливаться на части. В основе современной свободы лежит страх. Дело не в том, что мы слишком смелы, чтобы подчиняться правилам: скорее мы слишком робки, чтобы нести бремя ответственности. И мистер Шоу, и такие вот люди в особенности избегают ужасной наследственной ответственности, которую наши отцы возложили на нас, когда сделали безумный шаг, став людьми. Я имею в виду ответственность за подтверждение истины нашей человеческой традиции и за ее передачу голосом авторитета, непоколебимым голосом. Это и есть вечное образование: надо быть настолько уверенным в истине, чтобы осмелиться поведать ее ребенку. От этого высокого дерзания современные люди бегут во все стороны, и единственное оправдание для них, разумеется, состоит в том, что современные философские взгляды настолько недоработаны и гипотетичны, что люди не могут поверить во что-то, а затем убедить в этом хотя бы новорожденного ребенка. Это, конечно, связано с упадком демократии, и это в некотором роде отдельная тема. Здесь достаточно сказать, что, когда я говорю, что мы должны обучать наших детей, я имею в виду, что мы должны это делать сами, а не доверять это мистеру Салли или профессору Эрлу Барнсу. Проблема в наших чересчур многочисленных современных школах заключается в том, что государство, которое находится под строгим контролем небольшой группы людей, позволяет приходить прямо в классную комнату таким шарлатанам и опасным экспериментаторам, которые никогда бы не прошли испытания в парламенте, в обществе, в семье, в церкви или на рынке. Очевидно, самых молодых следует учить наиболее древним вещам, в первую очередь преподносить младенцам проверенные и устоявшие истины. Но сегодня в школе ребенок должен подчиняться системе, которая моложе его самого. Неуклюжий четырехлетний ребенок на самом деле имеет больше опыта и дольше жил в этом мире, чем догма, которой он вынужден подчиняться. Многие школы гордятся тем, что применяют самые последние идеи в образовании, хотя у них нет даже изначальной идеи, ибо изначальная идея состоит в том, что и невинность, сколь бы божественной она ни была, может чему-то научиться на опыте. Но все это, как я уже говорил, проистекает из простого факта, что нами управляет небольшая олигархия, моя же система предполагает, что люди, которые управляют