Эллин Карлсен

Канун Нового года прошел оживленно. Можно было надеяться, что в 1874 году мы вернемся, наконец, к желанной деятельной жизни и с честью возвратимся в Европу. Только что успел начаться новый год, как послышался у дверей кают стук поздравляющих. Лукинович явился уже в 6 ч утра. В течение всего дня, куда ни повернись, везде встречались «желающие счастья».

Если бы не вынужденное безделье и отсутствие стимулов для большой умственной работы, наше положение не было бы особенно тяжелым. Больше всего беспокоила нас болезнь товарища Криша, страдавшего одновременно цингой и туберкулезом легких.

В остальном вторая зима протекала по-прежнему благополучно, без жутких положений прошлого года. Окружающий нас лед был плотно сжат. Правда, мы не находились в надежной зимней гавани, но благодаря царившему во льдах спокойствию мы могли надеяться, что наша льдина и впредь останется в том же положении.

Запасов продовольствия на корабле было достаточно. Средняя температура жилых помещений держалась обычно от 15 до 18°. В таких условиях мы могли часами просиживать за столом, даже не надевая пиджаков.

Уже 16 октября стекла каба так сильно обледенели, что даже в полдень мы не могли читать. Спустя четыре дня мы были вынуждены обложить каб досками, благодаря чему ночь наступала в каютах еще раньше, чем в окружающей природе. С этого дня лампы никогда не гасились. В середине ноября в помещениях стала чувствоваться усиливающаяся влажность воздуха. Большие гвозди во внутренней обшивке корабля отсырели и покрылись льдом, одеяла часто примерзали к стене, так что, прежде чем лечь спать, их приходилось отрывать. Но все это были пустяки, поскольку ночью все превосходно спали, а днем скорее жаловались на жару, чем на холод. Хуже приходилось команде. Мы не имели возможности последовать примеру Хейса и других, перебрасывая часть населения в жилые помещения, выстроенные на берегу, и поэтому в кубрике у нас была большая скученность. Благодаря этому здесь очень сильно увеличивалась сырость, доходившая до того, что некоторые койки бывали всегда насквозь мокрыми.

Только к весне число больных цингой несколько убавилось. Десны цинготных снова приняли нормальный свежий вид; уменьшилась общая слабость, болезненность во всех членах и свинцовая тяжесть ног; исчезли цинготные пятна на теле, и вернулось бодрое настроение. Только Вечерина почти непрерывно лежал с согнутыми конечностями в постели. У него и Криша появились сильнейшие головные боли, а на палубу он вылезал всегда с костылями. Пахтусов[85] заставлял своих людей во время зимовки на Новой Земле один раз в неделю мыться в бане и два раза стирать белье.

Но, чтобы уберечься от цинги, одной этой меры оказалось недостаточно. Белье мы могли менять только в той мере, в какой позволяли наши запасы, так как не имели возможности стирать его. Поэтому против распространения цинги у нас оставалось только одно средство – улучшение питания. Для второй зимы сохранены были запас сухого картофеля (несколько центнеров) и несколько сот банок консервированных овощей. Теперь они были пущены в употребление, что имело для нас большое значение, тем более что значительный запас лимонного сока (сто бутылок) к этому времени почти иссяк. По совету нашего врача, доктора Кепеса, мы решили отступить от принятого до сих пор в полярных экспедициях правила избегать потребления крепких спиртных напитков. Начиная с октября команда корабля получала ежедневно полторы бутылки водки. При сравнении периодически колеблющегося состояния здоровья команды на «Тегеттгофе» и на «Германии» во время моей первой экспедиции, прошедшей почти что совсем без случаев внутренних заболеваний, я не могу найти для этого иного объяснения, кроме пониженной сопротивляемости организма некоторых из наших людей, особенно усиливавшейся благодаря моральной депрессии, вызванной тяжелым положением экспедиции.

Наш молодой, но во всех отношениях прекрасный врач, доктор Кепес, собрал богатый материал по цинге. Несмотря на то что лимонного сока – всеми признанного противоцинготного средства – оставалось в его распоряжении очень немного, он все же успешно боролся с цингой. В первую зиму у нас было всего тринадцать случаев, а во вторую – три тяжелых случая цинги. Доктор Кепес считает, что лимонный сок – прекрасное профилактическое средство, но лечебные свойства его в случае уже наступившей болезни незначительны. Он придает большое значение температурным влияниям. В промозглую холодную погоду состояние больных ухудшается, в холодную, но сухую погоду – улучшается. Цинготные изъязвления рта он лечит путем срезывания опухолей и смазывания их раствором соляной кислоты.

Восход солнца в 1874 году. Решение покинуть корабль

Нет сомнения, что непрерывный зимний сон был бы для полярных путешественников благодеянием. Особенно чувствительной становится продолжительность зимней ночи после Нового года. Темнота уменьшается незаметно, в особенности потому, что преобладает пасмурная погода. Некоторое посветление подмечалось нами при попытках чтения на свежем воздухе. Так, в конце декабря едва удавалось различить заглавие Neue Freie Presse[86] с расстояния в несколько дюймов, а 11 января уже можно было прочесть заглавное слово «Геология», если при этом держать книгу против полуденной зари.

В конце января впервые можно было прочесть показания термометра без искусственного света. Средняя температура января была −19,6°. Крайние температуры этого месяца были −1,7 и −36,7°. Весь январь прошел в постоянных колебаниях между высокими температурами, связанными с влажным воздухом, и пургой, безветрием и большими морозами. В начале месяца дули юго-восточные ветры. 2 января температура поднялась до −2°, в течение часа шел даже мелкий дождик, и везде началось таяние. 8 января мы услышали шум сдвигающегося льда.

Только 23-го числа этого месяца загорелся на юге теплый, красный свет – этот сноп ярких лучей был посланником близкого солнца. 24-го показалось само солнце. Оно было искажено рефракцией и казалось эллиптической формы. Возвращение света означало на этот раз освобождение от 125-дневной ночи. Мы ждали его напряженно и встретили радостно, хотя и не так бурно, как в предыдущем году. Тогда один вид солнца вселял бодрость и веселье, так как нам казалось, что оно освобождает нас из плена льдов.

В этот же день лейтенант Вайпрехт и я приняли решение оставить судно после окончания запланированных исследовательских экскурсий и попытаться возвратиться в Европу с помощью шлюпок и нарт. Доказать жесткую необходимость такого решения было не трудно. Освободить судно, лежащее высоко на ледяном холме, не представлялось возможным. Запаса провизии хватало меньше чем на год. Но еще красноречивее говорило об этой необходимости сознание, что в третью зиму состояние нашего здоровья ухудшится еще больше. Достаточно было взглянуть на когда-то такую богатую, а теперь почти пустую