у кого есть сила. Но дорогу трудно найти, если ты не откажешься от силы, которой обладаешь здесь… ради того, чтобы попасть туда… Не будет больше слов. Не будет имен. Понимаешь, все это очень трудно — когда только в уме. А когда умрешь, ум тоже умрет. — Каждое слово он выталкивал с трудом, как будто оно застревало у него в горле. — А я хочу знать, что вернусь. Я хочу попасть сюда. На сторону живых. Я хочу жизни, спасения. И я ненавижу — ненавижу эту воду…

Красильщик собрал в комок все мускулы и сжался, как паук, который сорвался и падает, и уткнул голову с жесткими рыжими волосами в колени, чтобы не видеть моря.

И Аррен впредь уже не избегал бесед с Красильщиком, ибо знал, что разделяет с Собри не только видения, но и страх; и что, если дело дойдет до самого худшего, то Собри поддержит его в борьбе против Ястреба.

И они все плыли и плыли — еле ползли при штиле и разгонялись под налетавшими порывами ветра — плыли на запад, куда, якобы, вел их Собри. Но как мог вести их этот Собри, который ничего не знал про море, ни разу в жизни не видел карты, никогда не ступал ногой в лодку и боялся воды так, что от одного ее вида у него начинался болезненный припадок? Если их кто и вел, то сам маг, причем нарочно позволил им заблудиться. Аррен теперь видел это — и понимал причину. Верховный Маг понимал, что они — подобно всем другим — ищут вечную жизнь, которая им обещана, он знал, как их влечет к ней и что они вполне могут найти ее. И в своей гордыне — высокомерной гордыне того, кто был назван Верховным Магом — он опасался, что его спутники смогут, чего доброго, достичь бессмертия; и он им завидовал и боялся их, и не хотел, чтобы в мире с ним рядом были люди более великие, чем он. Поэтому он решил плыть и плыть по воле ветров, пока они не окажутся в Открытом Море вдали от всех земель и поплывут дальше, пока не собьются окончательно с пути и никогда больше не смогут вернуться назад, в мир. И там все они умрут от жажды, ибо он готов умереть сам, только бы не позволить другим жить вечно.

Все время возникали ситуации, когда Ястреб заговаривал с Арреном о каких-то малозначащих вещах, связанных с управлением лодкой, или приглашал его поплавать немного за бортом в теплом море, или ночью, когда загорались огромные звезды, желал ему доброй ночи, — и тогда все эти мысли казались мальчику совершеннейшим вздором. В такие мгновения, глядя на спутника и видя его твердое, суровое и терпеливое лицо, он думал: «Это мой господин и друг», — и ему казалось невероятным, что он мог усомниться в нем. Но некоторое время спустя сомнения возвращались, и они с Собри обменивались взглядами, предупреждая друг друга, что надо держать ухо востро с их общим врагом.

Каждый день им светило жаркое, но тусклое и унылое солнце, и свет его придавал маслянистый лоск тяжело вздыхающему морю. Вода была синей, таким же синим — небо; и изо дня в день ничто в них не изменялось — ни светлело, ни затемнялось. Налетал и пропадал бриз, и они маневрировали парусом, чтобы поймать ветер, и медленно ползли куда-то по морю, которому не видно конца.

Как-то после полудня наконец налетел легкий попутный ветер, и Ястреб показал вверх, в сторону заката, и сказал:

— Гляньте!

Высоко над мачтой изгибалась вереница морских гусей, которая на синем небе выглядела как черная, наотмашь написанная руна. Гуси летели на запад, и направляясь по их курсу, «Зоркая» на следующий день оказалась недалеко от огромного острова.

— Это он, — сказал Собри. — Тот самый остров. Туда-то нам и надо.

— Ты хочешь сказать — место, которое мы ищем, там?

— Да. Нам надо высадиться здесь. Дальше некуда плыть.

— Этот остров скорее всего Обехол. За ним в Южном Просторе есть еще один остров — Веллогия. А в Западном Просторе есть острова, расположенные еще дальше к западу, нежели Веллогия. Ты уверен, что это именно здесь, Собри?

Красильщик с Лорбанери рассвирепел, глаза его загорелись безумным огнем, лицо сморщилось, как от мучительной боли; но его слова на этот раз не показались Аррену безумным бредом, как много дней назад, когда он впервые заговорил на Лорбанери.

— Да, — сказал Собри. — Мы должны высадиться на этом острове. Мы заплыли достаточно далеко. Место, которое мы ищем, здесь. Ты хочешь, чтоб я поклялся, что знаю это наверняка? Могу я присягнуть своим именем?

— Не можешь, — произнес Ястреб; произнес сурово, глядя снизу вверх на Собри, который был намного выше его. Собри встал во весь рост, держась за растяжку мачты, и смотрел на далекий остров. — И не пытайся, Собри.

Красильщик нахмурился, как бы сдерживая гнев и боль. Он глядел на горы, высящиеся впереди, голубые на расстоянии, глядел поверх тяжело волнующейся водной равнины. Он сказал:

— Ты взял меня с собою как проводника. До этого места. Вот оно. Нам надо высадиться здесь.

— Мы бы высадились здесь в любом случае, потому что нам нужна вода, — ответил Ястреб и направился к румпелю. Собри снова уселся на прежнее место возле мачты, бормоча что-то себе под нос. Аррен расслышал его слова:

— Клянусь своим именем… моим именем… моим именем…

И так он повторил много раз, и всякий раз морщился, как от невыносимой боли.

Благодаря дувшему с севера ветру они быстро приблизились к острову и начали огибать его, разыскивая бухту или место, пригодное для высадки, но вдоль всего северного берега в горячем, раскаленном воздухе оглушительно грохотали буруны. На острове высились зеленые горы, тоже обжигаемые солнцем, хотя и заросшие лесом до самых остроконечных вершин.

Обогнув какой-то мыс, они наконец увидели глубокую бухту, формой похожую на полумесяц, с белым песчаным пляжем. Здесь на берег набегали тихие волны, их напор, ослабленный мысом, давал возможность легко подойти к суше. Ни на берегу, ни в лесу, начинавшемся чуть выше берега, они не заметили признаков обитания людей: ни лодки, ни крыши, ни дымка. Как только «Зоркая» вошла в бухту, легкий ветерок пропал, и они встали в неподвижном, безмолвном, горячем воздухе. Аррен сел на весла, Ястреб правил рулем. Поскрипывание весел в уключинах —