— Да, господин Трактирщик, ты прав. Теперь ты для меня не один из многих, а тот, с кем мы вместе пили и при этом дружески болтали, а такого у меня уже не было очень давно. Не скажу, что теперь ты в безопасности, но сегодня убивать тебя я не стану.

— Да будет так! — Клермон залпом выпил вино и, перевернув бокал, поставил его на тарелку. — Время уже за полночь, пора и честь знать. Разрешите откланяться, господин Су, — он встал и заметно пошатнулся, пытаясь изобразить поклон.

— Разрешаю, — отозвался Даджи и вяло махнул рукой. — Вали, дружище, и побыстрей! Пока я не передумал.

Когда гость покинул балкон, служанка в голубом ханьфу вопросительно посмотрела на него.

— Проводи, — велел он совершенно трезвым голосом.

Одним движением девушка сорвала с себя верхнее платье и осталась в чёрном наряде убийцы. Когда она положила ладонь на рукоять меча, он добавил:

— Проследи, чтобы он в целости и сохранности добрался до своей убогой ночлежки.

Смертоносная нюй-куй[4] на мгновение замерла, переваривая необычный приказ, а затем кивнула.

_______________________

[1]Омар Хаям «Рубаи».

[2] Омар Хаям «Рубаи».

[3] Нэш (выдумка) — местная разновидность плиточного табака с отбеливающим эффектом.

[4] Нюй юэ (女月), или нюй-куй (女傀), что дословно означает «музыкантша» и «женщина-куколка». В Древнем Китае эти женщины занимали то же положение, что и гейши в Японии.

ГЛАВА 12. Судьба — злодейка. Когда ты в ответе за тех, кого приручил

Не замечая крадущейся поблизости девушки-убийцы, Клермон шагал к постоялому двору. Ноги заплетались, он то и дело спотыкался, но мыслил трезво, во всяком случае, ему так казалось. Впрочем, это соответствовало истине, голова у него действительно была ясной.

Внутреннее чувство говорило ему, что Су Даджи чудовище из чудовищ и его красивыми речами не стоит обольщаться. И всё же обаяние демона-лиса было столь велико, что он до сих пор находился под впечатлением от общения с ним. Впрочем, он отдавал себе отчёт, что соскучился по обществу умных и образованных людей, а его собеседник был не просто образованным умницей; он знал очень и очень много, причём такого, чего не знал никто. Например, что они живут на шаре, который является таким же странником[1] на небе, как солнце и луны. А ещё он сказал, что солнце — это огромный раскалённый шар, на фоне которого их планета всего лишь крохотная горошина.

После этого сообщения Клермон уже спокойно воспринял гелиоцентрическую систему мира. Будь кто другой на его месте, он счёл бы рассказы демона зловредной выдумкой, призванной смутить ум и сердце верующего в светлые силы, но после бесед с Владычицей ночи он уже знал, что мир невообразимо велик и простирается далеко за пределы человеческого воображения. Правда, к словам демоницы он отнёсся с недоверием — сработал средневековый стереотип патриархального общества, — мол, женщина есть женщина, лишь глупый доверится её словам, поскольку она лжёт, как дышит. Но когда-то же самое говорит мужчина, то это уже совсем другое дело.

Затем его мысли вернулись к самому собеседнику. «Как Даджи сказал? Мы в ответе за тех, кого приручили и что-то там про розу. Чувствуется, что это цитата из сочинения какого-то мыслителя. Интересно, в нашем случае кто кого приручил?» — ухмыльнулся Клермон и перед его глазами промелькнул калейдоскоп выражений на лице собеседника: вот Даджи печалится, вот он смеётся, а вот думает о чём-то своём и его мысли далеко-далеко. «Хорош, даже слишком, — с досадой подумал он и с пьяной откровенностью признался себе: — Так хорош, зараза, что будь он женщиной, я бы с ходу влюбился. Что не удивительно. Если верить словам демона, то он мужчина, которого запихали в шкуру девятихвостой лисицы. Мол, она была мстительным духом-женщиной[2] неописуемой красоты и обаяния, которую в качестве наказания отправили к какому-то их демонскому правителю. Ну а прежде эта тварь была обычной лисой, которая имела нездоровое пристрастие к человеческой печени, а затем и сама превратилась в человека. Даджи говорит, если он перестанет есть человеческую печень, то превратится в обычную лису. Лжёт, наверное, чтобы оправдать своё людоедство, а может, и нет. Кто их, демонов, знает».

Хмель начал выветриваться и Клермон зябко передёрнул плечами, рубашка из тонкого льняного полотна и кожаный жилет плохо защищали от холода. К тому же его не покидало неотвязное чувство тревоги. С некоторых пор он насторожённо поглядывал по сторонам, но, как ни осторожничал, ничего опасного не замечал.

Ночной город был пуст. Если кто и был на его улицах, то только полудикие псы, тощие до того, что наружу выпирали рёбра, и бездомные бродяги, вшивые и грязные, от которых за сто шагов несло невыносимой вонью. Псы рылись на помойках, злобно рыча при его приближении, а бродяги прятались по укромным углам и подворотням, увидев, что он вооружён.

Правда, домушники и убийцы тоже бодрствовали. Всё ещё находясь в пьяном угаре, Клермон помахал одному такому работнику ножа и топора и тот направился к нему, с явным намерением ограбить богатого юнца, разгуливающего в неурочный час, — таким он виделся будущим каторжанам.

«Мать-земля! Не хочется, но придётся драться», — вздохнул Клермон и потянулся к мечу. Но он ему не понадобился. Мелькнула стремительная чёрная тень, тускло блеснул смертоносный металл, и грабитель распростёрся на грязной брусчатке, щедро поливая её кровью, хлещущей из горла. Судя по неестественному положению головы, лезвие меча было столь острым, что глотку рассекло до позвоночного столба.

«Мастер!» — Клермон уважительно присвистнул.

— Ух ты! Вот это удар! Ты кто? — вопросил он, глядя на женский силуэт, замерший рядом с убитым.

— Не твоё дело, — буркнула нюй-куй и растворилась в темноте ближайшей подворотни.

«Ну и ладно. Не моё, так не моё. Уже хорошо, что там лежит грабитель, а не я», — подумал Клермон и ускорил шаг. Настроение внезапно упало и он, чтобы избавиться от тоски, придавившей сердце, поспешил к постоялому двору — там его ждали Кат Ворон и Владычица ночи. «Пусть друзья из них не самые верные, но всяко лучше, чем демон-лис с его сладкими речами и ножом за пазухой», — устало подумал он.

Теперь он знал о сопровождении и отслеживал передвижение нюй-куй по тени, которая неразлучной предательницей скользила рядом с ней, и тому переполоху, что она вызывала у мелких обитателей города, чуявших в ней опасность.

Клермон догадывался, что её приставил Су Даджи, а ему хватило одного вечера, чтобы понять, насколько он непредсказуем. В любой момент его настроение могло измениться, и он мог