– Почему вы называете это дежавю? – вмешался Фаулер. – Обычное дело, со всеми бывает: просыпаешься, со сна не понимаешь, где находишься, но уже через секунду…

– Нет! – воскликнул Дженнисон и взмахнул руками, одной ударившись о стену, а другой ткнув Фаулера в колено. Глаз он, однако, не открыл. – Я знаю, о чем вы говорите. Не могу объяснить разницу. Чувствую, но не могу описать. Смотришь в окно собственной комнаты с ощущением, что бывал здесь, хотя и не был никогда. И ощущение остается даже после того, как заставляешь себя… именно заставляешь… принять, что это твоя комната, твоя квартира, и ты здесь вчера уснул, а сейчас проснулся. И так весь день, ужас! Входишь на кухню и чувствуешь, что уже бывал здесь, но вроде и не здесь. Что-то не так, а что – не понимаешь. Открываешь шкаф, чтобы привычным движением достать чашку с блюдцем, и чувствуешь, что где-то когда-то именно таким движением доставал чашку и блюдце из такого же шкафа… Из такого, но не из этого. Садишься за компьютер, открываешь новый файл и чувствуешь, что уже это делал. Ничего странного, верно? Конечно, делал. Много раз. Каждый день. Годами. Но ощущение такое, будто узнаешь что-то, чего с тобой никогда не случалось, но все-таки было. Берешь себя в руки, печатаешь наугад первое слово и вспоминаешь, что именно это слово именно на этой странице именно этого компьютера именно ты уже когда-то печатал. И вспоминаешь, что печатал потом. Поймите, это совсем разные ощущения! Одно дело, когда в голове рождается текст, и ты быстро записываешь, пока не забыл. И совсем другое, когда тебе кажется, что ты уже этот текст печатал. Не помнишь когда, но точно – печатал, а сейчас лишь повторяешь.

И забываешь! Через минуту ощущение дежавю пропадает, ты оглядываешься, видишь знакомую обстановку, смотришь на текст на экране и не понимаешь, откуда он взялся. Стираешь написанное и начинаешь заново, теперь уже в ясном уме и твердой памяти. И через минуту не помнишь, что за каким-то дьяволом печатал несколько минут назад.

Когда это случилось третий или четвертый раз, я догадался сделать простую вещь: прежде чем стереть, распечатал текст. Там было совсем немного, чуть больше половины страницы. Положил лист на край стола и занялся делом.

Сценарий рос, и стопка листов с текстами, которые я вроде бы вспоминал, росла тоже. Сначала я их просматривал после того, как дописывал дневную порцию сценария. Тексты были осмысленными, но обрывочными. Непонятно, как их использовать и зачем. Через неделю я перестал забивать этим голову. Печатал то, что, как мне казалось, когда-то уже распечатывал, и клал лист в стопку, не перечитывая.

– Когда это началось? – подал голос Фаулер. Тихо, чтобы не сбить пациента с мысли.

– Я работал над вторым сценарием. Пять лет назад. Фильм назывался «Бешеные парни из Ордуана». Тоже успех – правда, меньший, чем в первый раз. Третий фильм провалился. Большие убытки. Режиссер – дурак, ничего не понял в сценарии, но все шишки достались, конечно, мне.

Фаулер хотел сказать, что пациент отвлекся. Конечно, провал фильма мог стать причиной душевного расстройства, но рассказывал Дженнисон не о своих кинематографических успехах и неудачах.

– Я отвлекся, – пробормотал Дженнисон. – От меня ушла жена! Понимаете? Уехала в Сиэттл с Патриком. Пат – наш сын, сейчас ему семь.

Он опять замолчал, и Фаулер задал очевидный вопрос:

– Причина вашего разрыва…

Он не успел договорить. Дженнисон приподнялся на локте и ткнул доктора пальцем в колено.

– Нет! Я знаю, о чем вы подумали. Сюзи не считала меня неудачником, с чего вы взяли?

– Я вовсе не…

– Она верила в меня! Сюзи знала, что у меня прекрасные сценарии! Но поставьте себя на ее место. Как бы вы поступили, если бы ваш муж, продрав утром глаза, сказал бы: «А я вас уже встречал, мне кажется»? И так несколько раз в день. Не каждый день, к счастью. Бывало, дежавю не возникали месяцами, и я вел себя, как нормальный семьянин. Я заметил… Наверно, нужно было заметить сразу, но мне почему-то не приходило в голову сопоставить… Дежавю сваливались на меня, когда я работал над сценарием. Стоило мне сесть за компьютер, и начинало казаться, что все это со мной уже было, я вот так же…

– Но послушайте! – воскликнул Фаулер. – Что тут необычного? Конечно, с вами это было! Вы каждый день садились за компьютер, вы это помните, у вас нормальная память…

– Да? – Пациент сел, нашарил ногами туфли, но надевать не стал, уставился в глаза доктора белесыми зрачками, и Фаулер немного отодвинулся. – Нормальная память, говорите? Да, я каждый день садился за тот же компьютер. Как обычно, включал. Как всегда, вызывал записанный вчера файл. И каждый раз меня будто обухом по голове… Я уже делал это! Как вам объяснить, чтобы вы поняли разницу? Ощущение такое, будто я впервые вижу этот компьютер, но знаю, что видел его когда-то. Не вчера. Не здесь. Вспоминаю, будто первый раз… Доктор, может, я схожу с ума?

Дженнисон наклонился к Фаулеру и посмотрел ему в глаза. Доктор отметил разумный взгляд, в котором было отчаяние.

– Почти всякий раз, вспомнив, что я так же когда-то включал компьютер, я вспоминал и текст, который тогда писал. Я начинал печатать, но слова очень быстро исчезали из памяти, и, напечатав несколько строк, иногда полстраницы, я переставал понимать, что это. Ни начала, ни конца. Предложение могло начаться с середины и на середине оборваться. Избавиться от наваждения я мог только одним способом: распечатать написанное, положить лист в стопку, которая становилась все больше, стереть ненужный мне текст… И сразу возвращалось осознание текущего момента, я вызывал вчерашний текст и продолжал сочинять. Мне даже казалось, что дежавю, чем бы они ни вызывались, стимулировали фантазию, я писал с упоением…

«С упоением, – подумал Фаулер. – А фильм провалился».

– Вот так, – сказал Дженнисон с неожиданным равнодушием. Он приподнялся, чтобы встать, но Фаулер не позволил.

– Погодите, – сказал он. – Мы не закончили.

Дженнисон посмотрел на доктора удивленно, будто увидел впервые.

– По-моему, – пробормотал он, – я уже приходил к вам. Точно. Приходил.

– Вы у меня впервые, – терпеливо проговорил Фаулер. – Но если вам кажется… Вы