Кира заворочалась. Спросила который час.

– Спи, – сказал он.

Тихо встал, быстро оделся и вышел.

Спустился по витой лестнице. Принял душ, съел йогурт, включил космо-планшет и просмотрел новости в режиме потока. Нападение на отдел полиции в Колпине. На Алтае разбился Ми-6. В Рязани пожары. В Калининграде выборы. В Пензу едет Элтон Джон…

Казалось, все спокойно. Но это было обманчивое спокойствие.

Владимир Романович сам не заметил, как стал мерить шагами гостиную, нервно жуя энерол. Дьявольски хотелось курить, но Кира не выносила сигаретного дыма. Приходилось довольствоваться эрзацем.

Он снова влез в интернет. Вспомнил, что сегодня в Думе заседание, и брезгливо скривился. Представил спикера, вертлявого живчика с преданными глазами задолиза. Мысленно окинул взглядом зал с «коллегами», унылыми рылами, местами амбициозными, но в целом совершенно бездарными, скучнейшими персонами.

От нечего делать он пролистал новости кино, афиши концертов. С интересом отметил про себя, что скоро в клубе «Лимон» играет любимая группа его юности. «Боже мой, неужели они еще живы?» – с удивлением подумал Владимир Романович.

Он влез в папку «Музыка», отыскал в ней треки этой группы, одно название которой повергало в пучину воспоминаний, в мир кассетных магнитофонов, мешковатой школьной формы, шатания по пыльным чердакам и подвалам.

Нахлобучив наушники, он запустил первый попавшийся трек. В голове мерно зарокотал до слез прошибающий хэви-метал. Ему стало тепло и покойно. В воображении медленно поползла вверх бугристая, угрюмая скала, похожая на черную бороду…

Он то проваливался в сон, то выныривал, балансировал на грани транса, снова нырял. Оказался у подножья скалы. Подступил к ней с намерением взобраться наверх. Но что-то мешало. И тут он понял: не за что ухватиться. Он с отчаянием подумал, что обречен остаться на этом острове. Острове? А почему это остров? Кто сказал, что это остров? Он обернулся назад, впервые отвел взгляд от скалы. И увидел пустую, ровную, тихую равнину. До рези в глазах бескрайнюю степь…

Его разбудил мессенджер. Булькающие трели вызова. Дернувшись, Владимир Романович чуть не свалился с дивана и уронил космо-планшет. Звуки вызова оборвались. Но через пару секунд возобновились.

Подняв планшет, Баев уставился в экран. На нем замаячило угловатое лицо Яши Кирсанова из службы безопасности.

– Владимир Романович, прием, прием, – взывал Яша.

– Слышу, не тарахти.

– Связь плохая. Дачный поселок, тьмутаракань…

Губы Яши продолжали шевелиться, но звук уже не долетал. Прорывались лишь обрывки слов, которые только раздражали: «тр… елен… к чертям собач… представляете?»

Яша отключил видео. Его рассказ стал более связным. Проректора Солодовникова нигде обнаружить не удалось. В университете сообщили, что он внезапно взял отпуск за свой счет и куда-то уехал. Дома его не оказалось, соседи заявили, что он там уже несколько дней не появлялся.

– А теперь самое главное, Владимир Романович! На даче Солодовникова полиция нашла пакет. А в нем, кажется, ТО САМОЕ.

– Ты можешь без экивоков?

– Владимир Романович, это шкура. Я лично держал ее в руках. Колючая, сволочь.

Баев откинул голову и прикрыл рукой глаза. Из динамиков неслась Яшина скороговорка, тревожные всплески вопросов.

– Неужели они активизировались, – пробормотал Баев.

– Что, Владимир Романович? Плохо слышно.

– Берите шкуру – и ко мне! – рявкнул депутат.

Отключившись, он пару минут покатался по зале в кресле, выписывая диковинные зигзаги и пируэты. Едва не врезался в стол и чудом не перевернулся, наехав на гантель.

Разгорячившись, он набрал своего думского пресс-секретаря Инну.

Та долго не брала. Наконец соизволила.

– Слушаю, Владимир Романович.

– Спишь?

– За рулем, Владимир Романович, – обиженно вспыхнула Инна.

– Сегодня в Думе меня не будет. Скинь мне потом краткий пост-релиз.

– Владимир Романович, а как же вручение дипломов лучшим соцработникам?

– Пусть кто-нибудь из депутатов вручит, Кусков или Мотков. Или этот, как его…

– А интервью газете «Спекулянт»?

– Перенеси на потом.

– Я их с таким трудом уламывала, договаривалась, – трагично зазвенела пресс-секретарь. – Владимир Романович, к ним не так просто попасть на полосу, это вам не какой-нибудь «Столичный колоколец» или «Компрадорская правда».

– Все! – мазнул по экрану Баев.

И крутнулся в кресле, реагируя на шаги. Устало улыбнулся. В дверях сквознячно заколыхался алый халат Киры. Она ежилась, пряча руки в карманы.

– Ты чего так орешь?

– Рабочий момент. Иди сюда.

Она села на второе кресло и подъехала к нему. Погладила по бритой голове, подергала за косички.

Ему было приятно, как она гладит ему макушку, чешет висок. Хотелось положить голову ей на плечо и задремать под это нежное царапанье пальцев. Но задремать мешали тревожные мысли. К тому же теперь было непонятно, что делать с Кирой. По-хорошему, сегодня ей здесь не место. Нужно девушку на один день куда-то отослать. Но и расставаться с ней даже на сутки Владимир Романович не хотел.

Кира чмокнула его и сказала, что пойдет сварит кофе. Как только она ушла, Баев подъехал к столу, сунул руку под столешницу и нажал на кнопку. Вошел невысокий человек лет пятидесяти с большими серьгами в ушах. Он был одет в двубортный полосатый костюм с пиджаком до колен, смахивающий на пижаму.

– Савелий, вызови к 17:00 всех НАШИХ. И распорядись насчет обеда на 26 персон. Только попроси на максидронах не прилетать, нечего пугать собак. Да и служба безопасности не будет нервничать, – прибавил Баев.

Человек с серьгами кивнул и бесшумно вышел.

Шрам на виске

С 16:30 парковка у дома Баева начала потихоньку заполняться машинами. Первым подъехал белый «Ниссан», из него вышел толстый человек в тройке с брюзгливым ершиком усов. Тяжело опираясь на трость, брюзгливый вперевалку направился к двери. Мажордом Савелий загодя распахнул ее.

Одновременно припарковались «Хэнд крузер» и «Баммер». Молодой мужчина в пальто, едва вынырнув из «Хэнда», кивнул женщине в очках. Та быстро подошла к нему.

– Зачем он нас вызвал? У меня важная встреча.

– Сам занят по горло.

Тем временем один за другим подкатывали «мерседесы», «триуди», «бентли», «альбатросы»… Автоматические ворота уже не закрывались, вереница машин длинной гусеницей втягивалась во двор баевского дома. Все выходившие из автомобилей бегло приветствовали друг друга, на лицах многих читалось недоумение.

Публика собралась разношерстная. Здесь была и зеленая молодежь, и несколько стариков. Но в основном – мужчины и женщины среднего возраста. Все они, перебрасывающиеся словами, поглядывающие на часы, хмурящиеся, мусолящие свои суперфоны, выдыхающие сигаретный дым, были неуловимо схожи, словно приходились друг другу дальними родственниками.

Кроме того, в лице каждого из них, от парня с чешуйчатым ирокезом до чопорного деда с бабочкой и бакенбардами, сквозили упругая целеустремленность и барская самоуверенность. Даже женщины обдавали баевского мажордома Савелия таким взглядом,