с этим связан. Чету Ингерсолл, всех, кто выпивал с этим парнем, бармена, который их обслуживал. – Она показала на человека в окне соседнего дома. – И его тоже. Жду вас ровно в одиннадцать утра в полицейском участке. Сможете собрать все это для меня?

– Надеюсь, что да, капитан.

Она задумалась на мгновение.

– И пригласите федералов. Нам ни к чему нытье ex post facto[42].

– Будет сделано.

Делаплейн еще раз взглянула на призрачного агента ФБР, который как раз указывал напарнику на высокий белый дом в викторианском стиле по ту сторону Уайтфилд-сквер и говорил, представьте себе, о том, какое чудесное вино он имел счастье попробовать там. Взглянула, покачала головой и покинула место преступления.

32

Столкнувшись со столь внезапно нависшей над ней черной угрозой, Констанс отпрыгнула, инстинктивно выхватила старинный стилет, с которым никогда не расставалась, и приняла стойку из paranza corta – итальянской борьбы на ножах. И только потом сообразила, что перед ней не великан, а пожилая женщина, тень которой увеличивала лампа от «Тиффани». В одной руке она держала трость, а в другой – пистолет. Женщина отступила на шаг, и лампа отбросила безумную тень на оловянные панели потолка.

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, а потом пожилая женщина проговорила сварливым голосом:

– Ну же, или убей меня, или убери свою игрушку.

– Тогда у вас будет преимущество, – ответила Констанс.

– Ты про это? – спросила женщина, отводя в сторону сверкнувший на миг вороненый ствол пистолета. – Он не заряжен.

Констанс не шевельнулась. Тогда женщина подняла флажок предохранителя, извлекла магазин и неожиданно бросила его Констанс. Та поймала его левой рукой и убедилась, что в нем действительно нет пуль. Потом выпрямилась, убрала кинжал и положила магазин на консоль. Теперь Констанс могла лучше рассмотреть женщину. Одетая в элегантное, отороченное шелком юката[43], хозяйка смотрела на Констанс взглядом, в котором было что-то среднее между раздражением и весельем.

– Часть моей коллекции, – объяснила она.

– Смертоносного оружия?

– Промышленного дизайна. Я вижу особую красоту в этом союзе формы и предназначения. Другие коллекционируют картины, а я собираю авторучки, кофеварки, старинные шифровальные машины… и оружие. Слишком много, чтобы можно было все показать.

Она сделала шаг вперед, взяла магазин, вставила его обратно в рукоятку и перевела предохранитель в боевое положение.

– Эта модель известна как «черная вдова», – сказала она, подняв пистолет, чтобы Констанс могла им восхититься. – И несмотря на дешевую бакелитовую рукоять, я считаю ее самой привлекательной из всех «парабеллумов».

Она подошла к буфету, взяла потрепанную книгу в мягкой обложке и положила на нее пистолет. Констанс заметила, что каждый шаг причиняет ей боль, которую невозможно скрыть. За спиной женщины был виден ряд роскошно обставленных смежных комнат с книжными полками, старинными гобеленами на стенах, искусно обшитых панелями из розового дерева и с лепниной под потолком. Повсюду были расставлены складные решетчатые ширмы бёбу из рисовой бумаги. Сёдзи[44] с замысловатым рисунком разделяло комнаты на части. Вдоль одной из стен тянулась галерея окон высотой почти от пола до потолка. За ними располагался балкон, едва различимый в полумраке.

Женщина обернулась:

– Вы, должно быть, Констанс Грин?

Удивленная Констанс ничего не ответила.

– Вы остановились в номере Джульетт Гордон Лоу[45] вместе с этим агентом ФБР, наделавшим столько шума. – Женщина насмешливо посмотрела на Констанс. – Думаете, раз я такая старая и немощная, то не знаю, что творится в моем отеле?

После секундной паузы Констанс сказала:

– Думаю, в данной ситуации уместно было бы ответить так: вы ставите меня в неловкое положение, мэм.

Женщина рассмеялась и пошла дальше. Хотя в комнате стояли диваны и кресла с подголовниками, она не предложила Констанс сесть.

– Я так понимаю, что он послал вас сюда, чтобы женскими хитростями выведать все, что мне известно о недавних безобразиях.

Констанс покачала головой:

– Мне просто любопытно. Я пришла сюда не из-за мистера Эллерби. – Она намеренно упомянула это имя и заметила, что женщина не сумела сдержать скорбной гримасы, услышав его. – Я пришла, потому что меня заинтересовали слухи о вас.

– Какие слухи? Их много. О том, что я по ночам вылетаю отсюда на метле? Или о том, что я пью кровь первенцев? А может, о том, что я прямой потомок Жиля де Рэ?[46]

– Нет, о том, что вы, как и я сама, предпочитаете общество хороших книг компании других людей.

Пожилая женщина приподняла брови:

– В самом деле? Необычная привычка для столь юной особы. Отдаю должное смелости, с которой вы пробрались сюда. Не сомневаюсь, что вы слышали все эти ужасы обо мне.

Она помолчала и добавила:

– И ἀργαλέος γὰρ Ὀλύμπιος ἀντιφέρεσθαι[47].

Констанс невесело улыбнулась:

– Если я и смелая, то во многом благодаря тому, что нас объединяет, συμφερτὴ δ ἀρετὴ πέλει ἀνδρῶν καὶ μάλα λυγρῶν[48].

Впервые за все время во взгляде мисс Фрост отразилось удивление.

– Простите меня, – сказала она мгновением позже, – но Regina, iubes renovare dolorem[49].

– Quisque suos patimur Manis[50], – процитировала в ответ Констанс.

Наступило долгое молчание.

– Если вы знаете о скорби столько же, сколько знаете о мертвых языках, – снова заговорила мисс Фрост, – то должны понимать, что скорби лучше оставаться в одиночестве.

– Скорби – да, – ответила Констанс. – Но не тому, кто ее испытывает.

– Какой неожиданный поворот для скорби.

Мисс Фрост надолго умолкла. Потом ее отстраненный взгляд снова сосредоточился на Констанс.

– Извините, но не могу предложить вам свое гостеприимство. У меня довольно много дел сегодня вечером.

– Конечно.

Констанс чуть наклонила голову, а затем повернулась к двери.

– Мисс Грин? – послышался голос у нее за спиной.

Она обернулась.

– Не могли бы вы зайти ко мне завтра вечером? На чашечку чая.

– С удовольствием, спасибо.

И когда Констанс, закрыв дверь номера мисс Фрост, спускалась по узкой лестнице, она снова услышала мелодию ноктюрна Шопена.

33

Колдмун заметил плещущие на тротуар утренние огни кафе и свернул к нему, даже не поинтересовавшись мнением напарника. Было шесть часов утра, но кафе, похоже, уже открылось.

– Мой дорогой Колдмун… – начал Пендергаст.

– Если я не выпью кофе, то умру, – во весь голос заявил Колдмун.

– Хорошо, – согласился Пендергаст. – Мне бы не хотелось получить сегодня еще один труп.

В маленькой закусочной с кондиционером все жизнерадостно сияло, пахло кофе и беконом. После ночной духоты и влажности это было настоящим облегчением. Колдмун занял место на одной из банкеток, Пендергаст осторожно сел напротив, осмотрев интерьер и банкетку, в частности, с едва скрываемым пренебрежением.