его словам и готов стать подонком ради денег и работы в компании. Мне ведь казалось, что вы с братом были в прекрасных отношениях… И ты хочешь разрушить их? Разрушить ради денег!

— Прости, мама, но я больше не могу отрицать очевидное, — низким голосом сухо отвечает Эдвард, откинувшись на спинку стула. — Дядя прав в том, что я как влюбленный мальчишка все это время носил розовые очки и не замечал ничего плохого. Однако теперь я прозрел и вижу, что он прав. Мой папаша обращался со мной как с половой тряпкой и с радостью выкинул бы меня на улицу намного раньше или вообще сдал в приют еще в младенчестве. А моя мамаша смотрит мне в глаза и лжет о своей любви, хотя на самом деле думает только лишь о своем любимом старшем сыночке. Любит того, кто добился большего!

— Да как ты смеешь так разговаривать со своей матерью? — возмущается Ребекка, сжав руку в кулак и уставив свой мокрый, но холодный взгляд на Эдварда. — Ты не имеешь права так со мной разговаривать! Молоко на губах еще не обсохло! Вот будут у тебя свои дети — будешь разговаривать с ними как тебе захочется. Но ты обязан уважать своих родителей! Вот если бы сейчас твой отец был здесь и слышал твои словечки, он бы так треснул тебя ремнем по заднице, что ты и снова боялся бы произнести. А если зайдешь еще дальше, то я сама начну воспитывать тебя. Я — очень мягкий человек, не люблю скандалы и стараюсь решать все мирным путем. Но я также могу быть и жесткой и заставить тебя слушаться старших.

— Да ладно! — издевательски смеется Эдвард.

— Это не шутка, Эдвард, если ты продолжишь и дальше вести себя так безобразно и оскорблять нас с отцом, то я буду вынуждена принимать меры.

— Вот опять то же самое! — хмыкает Эдвард. — Ты ведешь себя так же, как и отец в свое время. Грозился взять ремень, оскорблял, унижал, называл своим наказанием… Неужели вы думайте, что отколотив меня ремнем, я буду благодарен вам? Нет! Вместо того чтобы дать мне любовь и заботу, в которых я так нуждался, меня постоянно заставляли чувствовать себя омерзительно.

Эдвард хлопает рукой по столу.

— Хватит, мама! Я слишком долго это терпел и уже, черт возьми, устал от этой чертовой несправедливости. Меня пинают ногами и обращаются со мной как с половой тряпкой, а Терренса, совершившего сотни ошибок за все свои двадцать семь лет, восхваляют, делают центром своей Вселенной и заставляют чувствовать себя таким гордым, что ему уже корона начала жать. Этот человек ничуть не лучше меня, и он не заслужил такой всеобщей любви и столь огромного уважения.

— Прости, но ты сам виноват во всем, — сухо говорит Ребекка. — Сам делаешь все для того, чтобы люди так относились к тебе. Раз ты сам признался в том, что хочешь заполучить наследство и обокрасть собственного брата так же, как Майкл сделал это с Джейми в свое время, то с чего это мы должны восхвалять тебя? Что о тебе говорить, если ты так оскорбляешь свою бывшую девушку, которая никак не могла так жестко предать тебя и сама же прислать те снимки, о которых шла речь! Разве нам надо обожать и поддерживать тебя, когда ты заявляешь, что готов предать Терренса из-за дикой зависти к его успехам? Неужели ты считаешь, что то, что произошло между твоими отцом и дядей — это правильно?

— Если бы вы действительно любили меня, то никогда бы не стали относиться ко мне так ужасно. Но весь ваш с отцом мир крутятся лишь вокруг моего старшего братца. Вам обоим глубоко чихать на меня. И я понимаю, что вы никогда не будете любить меня так, как моего брата. Если вам так нравится причинять мне боль и буквально носом тыкать в список того, чего добился Терренс, то я скорее предпочту отказаться от вас как от родителей и отречься от семьи МакКлайф.

— Ты уже давно отрекся от нее. Когда придумал план по обчистке своей семьи.

— Зря я потратил столько лет на то, чтобы найти вас. Все это было зря! Ведь я так и не стал кому-то нужным. Никто не будет плакать, если вдруг я сдохну. Наоборот, вы будете танцевать на моей могиле!

— Знаешь, мне кажется, что лупить тебя уже бесполезно, ибо ты все равно ничего не поймешь. Вот тебя кто-то побил, но ты все равно остался таким же подлым человеком, которого мне и правда стыдно называть своим сыном. Однако я не жалею, что узнала всю правду. Уж лучше знать горькую правду о том, каким чудовищем стал мой сын, чем думать, что ты можешь быть примером для подражания. Учитывая все твои поступки, я вряд ли смогу когда-нибудь назвать тебя своим сыном, которым безмерно горжусь. Ты разочаровал меня, Эдвард. Разочаровал своего отца, которому также стыдно за тебя. Предал всю свою семью и растоптал ее в грязи. Тебя все приняли с распростертыми объятиями, а ты наплевал в душу каждому. После всего этого ты не можешь быть примером для подражания.

— Да? — Эдвард грубо бросает вилку на полупустую тарелку с едой, резко встает из-за стола и опирается об него руками, уставив свой хмурый взгляд на Ребекку, не скрывая своей обиды на нее из-за всего, что она сказала. — Тогда и ставь в пример своего любимого и неподражаемого Терренса. Которого ты всегда будешь любить больше, чем меня. Если я найду место, куда можно сбежать, то обязательно покину этот дом. И буду жить подальше от тех людей, которые жалеют, что не избавились от меня до моего рождения.

Обиженный Эдвард резко разворачивается, покидает просторную гостиную и поднимается по лестнице на второй этаж, оставляя Ребекку совершенно одну. Обескураженная женщина смотрит ему вслед до тех пор, пока он не исчезает из виду, будучи не в силах сдерживать слезы и мечтая, чтобы все это оказалось неправдой.

Глава 62

Время примерно половина пятого утра. Ракель просыпается после того, как она видела во сне какую-то ерунду. Девушка сначала переворачивается на бок, а затем медленно приоткрывает глаза и сонным взглядом изучает всю темную комнату, не чувствуя никого дискомфорта из-за того, что сейчас немного прохладно. Не особо осознавая, сон это или реальность и переворачиваясь на спину, она слегка сжимает в руках одеяло и пытается понять, почему проснулась в такое время, когда все спят глубоким