благословенной тенью. В эпоху Борромини поговаривали, что эта церквушка целиком могла поместиться на одном пилястре купола собора Святого Петра. Это близко к истине, но столь же верно, что мы совершим ошибку, заключив творческий полет мастера, невзирая на его сокровенную религиозность, в тесные рамки церковного искусства.

Вот что действительно имеет значение, так это дух сердечности и сосредоточенного уюта, царящий в этих крошечных комнатках, — чудо, сотворенное очарованием этого места и ощущением кроткой умиротворенности перед лицом священного. Если говорить о биографии создателя церкви, то Сан-Карлино стала первым заказом, принесшим Борромини в небольшом кругу его поклонников славу архитектора, способного сочетать чутье и смекалку в осуществлении проекта с экономией средств, на него отпущенных. Строительство не принесло ему лично ни одного кваттрино прибыли, что подтверждают и документы тех времен: "Мы можем смело заявить, что от нашего сооружения он [Борромини] никогда не требовал ни единого гроссо", — пишет фра Хуан де Сан Бонавентура, приор ордена, зорко контролировавший ход работ. В восхищении он замечает также, что эта церквушка настолько красива, что, "по мнению многих, редко где в мире можно встретить нечто подобное: искусное, оригинальное, необычное".

Еще одно проницательное наблюдение принадлежит брату-тринитарию, написавшему, что "творение сие основано на сочинениях людей эпохи Античности и лучших архитекторов". В завершение он сообщает, что многочисленные иностранцы, даже гости из Индии, часто обращались к монахам с просьбой показать чертежи церкви. Финальные похвалы он приберегает для профессионального мастерства и опыта Борромини, распоряжавшегося поденщиками и направлявшего те или иные этапы стройки, поскольку

он так ловко обращался с ремесленными делами, что сложнейшая работа, которая должна была отнять много дней, у него спорилась, будто была совсем обычной и привычной; ибо названный Франческо сам руководил каменщиком, занятым кладкой, поправлял кельму штукатура и пилу столяра, резец каменотеса, молоточек кирпичника и напильник кузнеца; поэтому и велика ценность усилий его и малы траты, как бы ни вещали злопыхатели и завистники.

В Риме до той поры не встречали архитектора, который был бы в состоянии создать что-то похожее.

В общем, хроника тринитариев показывает нам человека большого таланта, жаждавшего говорить с ремесленниками на их языке и направлять их мастерство туда, куда звала его собственная творческая фантазия. Он напоминал дирижера оркестра, способного подсказать любому из оркестрантов динамику или тональность музыкальной фразы, которую можно исполнить на его инструменте. "Франческо" — так зовет его монах. В действительности это и было имя того, кого привычно зовут Борромини. Франческо Кастелли родился в Швейцарии, в Биссоне, кантон Тичино, в скромной рыбацкой деревушке у озера Лугано 27 сентября 1599 года. О Джан Лоренцо Бернини мы знаем гораздо больше, поскольку о нем было многое написано даже современниками, а его произведения предстают взору каждого из нас в самых выгодных и прославленных местах Рима уже несколько столетий подряд. С Борромини все иначе, еще при жизни хроники им пренебрегали, поскольку молва не сообщала почти никаких занятных эпизодов, которые расцвечивали бы его существование и привлекли к нему биографов. Хронистам нужна плоть и кровь, чтобы будоражить как собственную фантазию, так и воображение тех, кто прочтет их книги.

В этом смысле сверкающий гений Бернини на десятилетия заполняет собой творческую сцену Рима XVII века, которая без него показалась бы пустыней. Впрочем, ничего удивительного, ведь свой путь он начал очень рано, когда кардинал Шипионе Боргезе, племянник папы Павла V, безошибочно определил в нем вундеркинда (enfant prodige). Бернини трудится безостановочно, не жалея себя, и во многом накладывает заключительные штрихи на современный нам облик города. Он фаворит сильных мира сего, он доминирует при папском дворе, заполняет знаками своего присутствия большие и пышные пространства, постоянно получает заказы, как государственные, так и частные. Проворный и обольстительный, он очаровывает своих слушателей. Он полностью осознает степень своего таланта, он разносторонен, непостоянен, креативен, гибок и при этом ничуть не скрывает своих многогранных творческих способностей. Он художник, скульптор, архитектор, декоратор, сценограф, театральный костюмер, специалист по пиротехнике. Позднее скажут, что он был последним универсальным гением Ренессанса. Станут сокрушаться, что он, точно Вагнер или Бетховен, не оставил наследников и последователей. Будут осуждать смехотворные попытки тех, кто пытался ему подражать, имитируя его стиль.

На самом деле вовсе не деятельный Бернини, а другой — меланхолик Борромини — посеет зерна архитектуры будущего, пусть всходов и придется ждать долго. Борромини — настоящий соперник, в некоторых обстоятельствах даже враг, осмелившийся бросить вызов самому Бернини и сумевший однажды даже разрушить одно из его творений, чтобы заменить собственным. Бернини естествен в своей театральности, но именно Борромини, внешне немногословному и непритязательному, удастся изобрести беспрецедентные, невероятные изгибы, узоры, орнаменты и иные декоративные элементы, пусть даже не всегда функциональные. Как точно подметил монах Сан-Карлино, он ориентировался на классические модели, которые потом искривлял, преобразовывал и заставлял буквально вибрировать в соответствии со своими личными вкусами, потребностями конструкции или духом времени, и получалось у него "на редкость необыкновенно".

Франческо Кастелли был девятилетним ребенком, когда ему пришлось покинуть не слишком дружелюбные берега своего озера и переехать в Милан. В качестве ученика каменотеса он подвизался на стройке Дуомо, где и освоил все секреты резьбы по камню. А ведь это тончайшее ремесло, изысканное искусство, и при должном уровне квалификации оно не менее благородно, чем профессия столяра-краснодеревщика, кузнеца или ювелира. Когда годы спустя он приступит к возведению фасада оратория (молельни) Сан-Филиппо Нери, стоящего рядом с Кьеза Нуова на проспекте Витторио, желанием Борромини будет вылепить его стены так, словно "это цельный кусок терракоты".

Не имея возможности реализовать свое стремление, он ухитрится найти аналогичное решение. Римский кирпич, как можно видеть на примере античных строений, имеет правильную форму, ровную поверхность и малую толщину. Взяв его за основу, Борромини приказывает изготовить точно такие же кирпичи и между двумя блоками поместить смальту, что минимизирует практически и зрительно сочленения и стыки. Таким образом удается приблизиться к идее "терракоты", которая занимала его мысли, и одновременно с этим исполнить волю заказчиков, требовавших от него "стыдливости и скромности", дабы фасад оратория был "бедным" и не затмевал собой великолепие соседней церкви Кьеза Нуова ди Санта-Мария-ин-Валличелла. То, что в итоге получился шедевр, признавал — про себя — даже Бернини. Единственным его возражением было то, что внешний вид здания скорее приличествовал "дому свиданий или помещению для игры в карты на какой-нибудь вилле", но уж никак не религиозному сооружению.

Едва преодолев деликатный период юности, Франческо решает перебраться в Рим. Итак, он покидает Миланский собор и пешком отправляется в столицу католицизма. Ночами спит