Шрифт:
Закладка:
Дни, точно в калейдоскопе сменяли один — другой. Любаша, все ж-таки, отстала с расспросами и занималась своими привычными делами, Наська и вовсе с опаской поглядывала на Симу, опасаясь даже подходить, Васька, поняв, что не добьется от женщины какой-либо реакции, расслабился и начал наслаждаться жизнью, все время повторяя, что из-за необычайно молчаливой Серафимы жизнь в замке стала намного спокойнее…
«Ну-ну, коврик ты мохнатый, как только разберусь с тем, что творится в моей душе, сразу же тебе «веселенькую» жизнь устрою!» — думала она, занимаясь своими привычными делами.
После того поцелуя и столкновения, Кощей более не призывал ее к себе — еду в покои все время относила либо Наська, либо чернавка, но только не она. Да и, если честно, Сима не знала, как вести себя при встрече с ним, что говорить…
Из ступора женщину вывела Любаша, вошедшая на кухню с небольшой корзинкой фруктов. Ошарашенный взгляд, румянец на щеках, мечтательная улыбка на устах.
— Любань, — не выдержала Симка, обращаясь к подруге. — Ты чего это?
— Ась? — не поняла кухарка, ставя на стол корзинку.
— Я спрашиваю, что с тобой в саду такого приключилась — ты такая загадочная, прям?
— Сим, вот, не поверишь, но, кажись, я Горыныча сковородой отдубасила.
— Чего? — выпучила глаза подруга.
Василий же, довольно нежившийся на подоконнике, резко подпрыгнул и весь ощетинился — глаза дикие, шерсть дыбом, мордочка оскаленная. Жутковатое зрелище.
— Ворюга трехглавый! Змей проклятый! — шипел Васька. — Он вечно девушек ворует! Ты, Любашшшша, почччччему не сссказала, чччто видела ззззмея?
— А зачем тебе? — пожала плечами она, вынимая из корзины фрукты и раскладывая их на столе.
— Как зачччем? Как это заччччем?! — взъярился кот, спрыгивая с подоконника. Как он под ним только не развалился — немаленький ведь. — Я бы показал этому Гаду Змеевичу, где раки зимуют!
— Красивый он, — мечтательно улыбнулась кухарка. — Аж сердечко замерло, когда увидела.
— Подожди… Горыныч красивый? — удивился кот, тут же перестав шипеть и вздыбливать шерсть. — Этот трехголовый ящер-переросток…
— Я бы сказала, мутант, — поправила кота Сима, офигевая от слов подруги.
— Точно! — поддакнул Васька. (Ну просто поразительное единение мыслей!) — Ящер-переросток-мутант! Как он может показаться тебе красивым? А я? Как же я? Я ведь краше него!
— Бесспорно, Василий Леопольдович, вы прекрасное создание, но вы, уважаемый — кот, а Горыныч… Ах… — вздохнула Люба, мечтательно улыбнувшись и прижав к груди грушу. — Какой же он красивый… А я его сковородой.
— Погоди, какой еще сковородой, ты же туда без нее ушла? — удивилась Симка, беря со стола немытую грушу и, вытерев ее о подол, откусила.
— Не знаю. — пожала плечами кухарка. — Она как-то сама, раз, и в руке появилась.
— Магия! — тут же догадался Ученый, довольно кивнув. — Бытовая магия в тебе, уважаемая Любовь Васильна, просыпается. Сковорода для тебя привычный инструмент, и в момент опасности ты непроизвольно спроецировала ее, вот она и возникла из ниоткуда. А то, что ты Горынычу по голове настучала — хорошо. Может теперь прекратит дев красных воровать да сжирать почем зря.
— Как сжирать?! — пораженно выдохнула Любаня, резко приземлившись пятой точкой на скамью, расположившейся у стола.
— А вот так, он их похищает, и больше о девах ничего не слышно. Никогда! Еще ни одна не вернулась от Змея.
— Вот гад! — разозлилась Люба, и в ее руке тут же, словно из воздуха, возникла та самая сковородка, которой она не так давно отделала садового вора.
— Чудеса-а-а! — выдохнула пораженная Сима. — Просто волшебство какое-то.
— Ну вот, о чем я, собственно, и говорил. — Важно виляя хвостом, заметил кот.
И тут, Серафима все же решилась:
— А… А меня Кощей поцеловал.
В кухне повисла гробовая тишина. Все были настолько поражены, что не могли вымолвить ни единого слова. У Любани даже сковородка из рук выпала, разнеся по кухне оглушительный звон.
И тут свои «три копейки» вставил ни кто иной, как Леопольдыч:
— Мать честная, куда катится мир! Еще влюбленного Кощея нам не хватало! Ну все, неуважаемая Сима, ты попала!
На кухне.
В кухне повисла гнятущая тишина…
— Ну ты, Сима, даёшь! — выпучив глаза, прошептала её подруга. — Прям так и поцеловал?
— Ага… — сконфуженно пролепетала виновница всеобщего ступора. — Ты ведь знаешь, меня уж лет сорок никто не целовал. А тут… такой… так… Я даже испугалась до чёртиков — ужас! Целоваться в семьдесят пять — это же извращение чистой воды!
Прорвавшееся возмущение полилось из Серафимы нескончаемым потоком:
— Нет, ну я понимаю, когда молодые жмутся возле подъезда, а мне-то куда? Ну кто-узнает, точно засмеют и будут правы — не положено старухе с молодым любоваться.
— Кто тут молодой-то? Кощей что ли? — недоумённо промяукал Леопольдыч, резко плюхнувшись на кошачью филейную часть. — Да ты ззнаеш сколько ему лет-то? Кабы не яблочки молодильные, гремел бы этот мешок с костями своими позвонками не хуже скелета.
— А и правду котейка-то говорит. — промолвила Люба, уставившись на Симу. — Вспомни, когда мы впервые встретили Бессмертного, выглядел он совсем не так — старый был и худой, что смерть тифозная. Это он уж потом красавцем-то стал, когда в замок воротился, да фруктиков чудесных наелся вдоволь. Так что по годам ты, скорее всего, намного младше его.
— Да где же младше-то, Люба?! Посмотри на него и на меня…
— Да ты у меня настоящая красотка! А про то, какой была в том — другом мире, лучше не вспоминай, живи здесь и сейчас.
Кот от ещё большего удивления не только вытаращил глаза, но и открыл рот.
— В каком это другом мире? Других миров не существует! Уж я это точно знаю — я ведь учёный!
— Слушай, профессор, какой науке тебя обучали и кто? — грустно улыбнувшись, спросила его брюнетка.
— Так это… всем наукам, а кто обучал, не скажу — потому, как секрет это! — выпалило заволновавшееся животное, отбивая хвостом нервную дробь. — А
ты, почти уважаемая Серафима, действительно очень красивая, не стоит тебя этот старый олух!
— Да, Сим, раньше ты была, прямо скажем, не первой свежести, но сейчас-то — ух, кровь с молоком! Да все мужики в нашем дворе побросали бы своих клуш да в очередь за твоим поцелуем выстроились! — уверенно продекламировала кухарка, поглаживая подругу по смолисто-чёрной косе.
— Эх! Где наша не пропадала?! А вот я сейчас пойду, найду этого качка переделанного и ка-а-ак врежу ему по мордасу! — подскочив с места, выпалила воодушевлённая красотка. — Ты как всегда права — да у меня таких красавцев теперь может быть целая толпа, а я после первого же поцелуя какого-то дохляка, два дня как в воду опущенная хожу. Ну всё, держись бессмертный!
